Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1942 году Академия наук СССР избрала Кеннона своим почетным членом. Выйдя на пенсию, Кеннон оставил Гарвард и принял приглашение занять должность профессора-консультанта в Нью-Йоркском университете. Затем он на некоторое время выехал в Институт кардиологии в Мексику, где совместно со своим учеником Артуро Розенблютом (1926–1942) приступил к серии исследований по электрофизиологии головного мозга. Он предвидел большую перспективность этого нового направления, но разрабатывать его оставил другим. В годы второй мировой войны Кеннон становится главой Советско-американского медицинского общества. В последние годы своей жизни Уолтер по совету друзей вновь взялся за книгу «Путь исследователя». Однако силы его покидали, закончить книгу он не смог и скончался во Франклине (штат Нью-Хемпшир) от лейкемии, осложненной пневмонией.
Именно Уолтер Кеннон сделал следующий (посте Клода Бернара) шаг в развитии представлений о постоянстве внутренней среды. Он ввел (1929 год) в науку понятие «ГОМЕОСТАЗ» (или «гомеостазис»: от древнегреческого homoios – одинаковый и stasis – состояние), понятие, которое вольно можно перевести и как «СИЛА УСТОЙЧИВОСТИ».
Способность к приспособлению является, вероятно, наиболее отличительной чертой жизни.
Ни одна из великих сил неживой природы не в состоянии поддерживать независимость и индивидуальность каких-либо тел в такой степени, как лабильность и способность адаптироваться к изменениям окружающей среды, которые мы называем жизнью и потеря которых означает смерть.
Возможно, что существует даже определенный параллелизм между жизненностью и способностью к адаптации у каждого животного, у каждого человека.
Кеннон представил себе, что существует какой-то инертный материал (он назвал его «флюидной матрицей»), отделяющий все клетки организма и придающий ему определенную устойчивость.
Понятие гомеостаза включает в себя поддержание постоянства концентрации водородных ионов (pH) и состава крови, осмотического давления (свойство изоосмии), температуры тела (изотермии), концентрации кислорода, солей, сахара и множества других величин.
Химический состав внутренней среды организма очень сложен. Тут есть параметры, которые меняются лишь в узких границах («СУЩЕСТВЕННЫЕ ПЕРЕМЕННЫЕ» по Кеннону), и те, что могут варьироваться более значительно и даже весьма широко. Дело в том, что большие изменения одних показателей гомеостаза позволяют обеспечить как можно меньшие изменения других, жизненно более важных (к их числу принадлежат и параметры крови: ее компоненты, к примеру, ионы электролитов – натрия, хлора, кальция, калия, магния, фосфора, – должны быть практически абсолютно стабильными).
Гомеостаз – это «МУДРОСТЬ ТЕЛА»: так была названа главная по этой проблематике книга Кеннона (вышла в 1932 году). Задача гомеостаза, считал ученый, освободить высшие отделы мозга человека для более важной деятельности – для мышления. Только избавившись от «мелких забот» тела (представьте, что было бы с нами, если б мы не отличались от лягушек, жизнедеятельность которых целиком зависит от температуры окружающей среды!), мозг человека получил, по мнению Кеннона, свободу для духовной деятельности, для создания наук, техники, искусств.
Понятие гомеостаза оказалось очень полезным. Его подхватили кибернетики (они ввели термин «ГОМЕОСТАТ» – самоорганизующаяся система, моделирующая гомеостаз живых организмов), развили физиологи (можно говорить о температурном, осмотическом, кислотно-щелочном, водно-солевом, углеводном и других гомеостазах организма).
Как своеобразный гомеостат имеет смысл рассматривать, скажем, и всю биосферу. Ведь колебания температуры, атмосферного давления, концентрации в воздухе кислорода и углекислоты, влажности и других параметров, так сильно влияющих на организм человека и других живых существ, сами ограничены довольно узкими пределами (в сравнении с характеристиками бескрайнего и враждебного всему живому космического пространства). Без этой «гомеостатичности» биосферы жизнь на Земле вряд ли бы зародилась и смогла успешно развиваться.
Любопытна тут еще и попытка самого Уолтера Кеннона перенести понятие гомеостаза из биологических сфер в сферы экономики и политики.
Книга «Мудрость тела» вышла в начале 30-х годов прошлого века, во время жесточайшего экономического кризиса, потрясшего весь капиталистический мир, и США в том числе. И вот читатели увидели на обложке книжки по физиологии напечатанными такие слова:
«Первое детальное изложение способа, благодаря которому наши тела, вопреки многим возмущающим силам, сохраняют свою стабильность; оно подсказывает, как проблемы, извлеченные из мудрости тела, могут быть применены к проблемам социальной и экономической стабилизации».
Можно понять, как в те годы воспринимались подобные заявления. В эпоху великой депрессии книга Кеннона быстро превратилась в бестселлер. Еще бы! Ведь рекомендации давал не бизнесмен (эта каста явно оскандалилась!), не политик, не общественный деятель, а представитель экспериментальной науки – один из крупнейших физиологов страны!
И все же на новом поприще (а сколько их у Кеннона было!) воззрения ученого не стяжали ему большой славы. Его надежды (видно, сказались давние увлечения философией: вспомним разговор молодого Кеннона с Джемсом) превратить гомеостаз из «ЧУДА БИОЛОГИИ» в «ЧУДО СОЦИОЛОГИИ» были, конечно, совершенно беспочвенными.
Что ж, «не ошибается лишь тот, кто ничего не делает», говорил государственный деятель мирового масштаба, революционер, руководитель первого в мире пролетарского государства Владимир Ильич Ленин (1870–1924).
Не раз заблуждался Кеннон; как всякий живой и искренний человек, мог он попасть и впросак. Случалось и такое. Так, например, он не принял, посетив в 1936 году лабораторию Ганса Селье, выдвинутую этим ученым концепцию адаптационного синдрома, концепцию стресса. Однако и до этой поры, и после нее Селье считал – и часто повторял и устно, и письменно – Уолтера Кеннона своим учителем.
Но вернемся к учению о стрессе. Расскажем, как возникло само слово «стресс».
В 1935 году Ганс Селье вел лихорадочный поиск нового гормона: он должен был прославить имя исследователя! Это таинственное вещество вызывало в организме подопытных крыс ряд четко регистрируемых изменений.
Шел опыт за опытом. Однако, к своему изумлению, Селье стал замечать, что тот же синдром у крыс вызывают и многие другие агенты – вспрыснутые под кожу экстракты почек, кожи, селезенки и т. д.
«Мне никогда не забыть особенно мрачный дождливый день весной 1936 года, – рассказывал позже Селье, – когда пришло великое разочарование. Я сидел в своей маленькой лаборатории, размышляя над растущим количеством фактом, делающих предположение об «активном начале» как новом гормоне совершенно невероятным… Ужасная мысль пришла мне в голову: что, если весь этот синдром зависит только от неочищенности и токсичности экстрактов?.. Вся моя работа теряла смысл…»