— Не переживай, Диана, — сказал он, беря ее руку и целуя ее. — Я сейчас не стану набрасываться на тебя, хотя, поверь мне, искушение велико. У меня другие планы.

— Как я понимаю, прием?

— О, прием состоится, обязательно. Только мы на него не пойдем. Мы будем в другом месте.

— Понятно. И где мы будем?

Ахилл улыбнулся.

— Мы будем на пути в Грецию.

Уиллоу изогнула бровь.

— Медовый месяц уже начался?

— Конечно. Я не люблю ждать. Сейчас мы едем в аэропорт, самолет доставит нас в Афины, а потом мы полетим на Хейрос, маленький островок недалеко от Санторини. Я подумал, что тебе понравится нежиться на солнышке.

Неожиданно в голову Уиллоу пришла одна мысль, и ее словно громом поразило. Если все остальное было шоу, то медовый месяц — нет. Медовый месяц не входит в условия завещания. Ахиллу нужны лишь ее имя в брачном свидетельстве и ребенок, который родится через какой-то срок.

Так что медовый месяц он устроил только для нее.

Потому что хочет ее.

Для Уиллоу это умозаключение оказалось очень важным. И тяжелый, холодный узел, застрявший у нее в груди, исчез в одно мгновение.

— Да, — искренне улыбнулась она, — мне очень понравится.

До Лондона они долетели на вертолете, а там пересели на частный самолет Ахилла. Уиллоу с удивлением обнаружила, что для нее уже готов паспорт. Для нее также было подготовлено несколько чемоданов со всем, что ей могло понадобиться в Греции.

Никто не обращал внимания на ее подвенечное платье, когда она поднималась на борт, а на борту она так увлеклась полетом, что позабыла о своем внешнем виде. А еще позабыла о том, что надо быть сдержанной и хладнокровной.

Несколько часов спустя они приземлились в Афинах, пересели на вертолет, который взял курс на Хейрос, частный остров в Эгейском море.

При виде виллы Уиллоу поняла, что в жизни не видела ничего прекраснее. Особняк был построен из белого камня и стоял на вершине холма над морем. Пройдя в дом, Уиллоу ощутила себя, как на облаке. Внутри все тоже было белым — стены, пол — и эта белизна подчеркивала яркую голубизну моря и зелень деревьев, росших вокруг.

Снаружи по стенам особняка вился плющ. Тот же самый плющ плотно оплетал решетчатую крышу каменной террасы, на которую был выход из гостиной. Привлеченная прекрасной панорамой, Уиллоу сразу же поспешила к перилам и увидела тропу, которая, серпантином спускаясь вниз, вела к вырубленному в скале бассейну. Бирюзового цвета вода так и манила…

Здесь все отличалось от Йоркшира, от дома, в котором она выросла, от лесов вокруг Торнхейвена. Здесь царила красота, и Уиллоу вдруг захотелось остаться тут навсегда. Теплый воздух пах морской солью, вверху кричали чайки.

Она услышала, как Ахилл отдал приказы слугам, потом дверь закрылась, и они остались на террасе одни. От волнения у нее пересохло во рту, сердце учащенно забилось. Она почувствовала руки Ахилла на своих бедрах, спиной ощутила жар его тела.

— А вот теперь, Диана, — проговорил Ахилл у самого ее уха, — нам предстоит первая брачная ночь.

Он был вежлив и обходителен весь день, с того момента, когда она вошла в церковь. Он наблюдал, как она идет к нему по проходу, прекрасное видение в белом с позолотой. В красивом платье, с прической-короной, с цветами в волосах и в сверкающей фате его богиня превратилась в сказочную королеву.

Свидетелями его вступления в брак были все сливки общества, и происходило все это в той самой церкви, где венчались его родители и где крестили Улисса. Его тоже там крестили, но это было до того, как родители поняли, что он не сможет заменить им утраченного сына. Что он просто не достиг его высот. Что он дефектный.

На свой шестнадцатый день рождения Ахилл протянул отцу похвальную грамоту, которой его наградили за успехи в прошедшем учебном году, в надежде произвести впечатление. На что отец сказал, что ему не важно, какие у него оценки. Что ему не важно, насколько хорошо он учится или в какой степени им довольны учителя. Все это для него не важно, сказал отец. Значение имеет только то, что на его месте должен быть Улисс. Улисс, который великолепно играл в регби и вместе с отцом рыбачил на озере. Который хотел стать охотником, уже учился обращаться с ружьем и успел стать метким стрелком.

Улисс, который был мастером в том, в чем Ахилл терпел неудачи.

В тот же вечер отец сказал, что Ахилл родился только ради того, чтобы заменить родителям утраченного сына. Наследник — это Улисс, а Ахилл — просто запасной. И что он навсегда останется запасным, так как наследника нет, и ничто не может заменить его.

Именно в тот вечер Ахилл ушел из дома, не имея с собой ничего, кроме той одежды, что была на нем, и паспорта. Он поехал в Грецию, но не для того, чтобы найти мать, — прошло уже несколько лет с тех пор, как она умерла. Он хотел оказаться как можно дальше от Англии, от отца и от неумирающей надежды на то, что однажды отец отпустит от себя Улисса. Что Эндрю Темплтон преодолеет свою скорбь и полюбит живого сына так же, как когда-то любил умершего.

Только эта надежда так и не стала явью.

Он хотел самостоятельно строить свою жизнь на собственных условиях, не чувствовать себя призраком, слоняющимся по комнатам отцовского дома.

Однако сейчас все изменилось. Все изменило завещание отца, и женщина, предназначавшаяся Улиссу, стала его. Он не мог дождаться, когда физически утвердит свое право на нее. Он мечтал об этом всю неделю. О том, чтобы привезти ее на свой остров и выпустить наружу горящий в ней огонь. Ему хотелось узнать, действительно ли с ней так трудно, как она говорила, ему хотелось смотреть, как она загорается, наблюдать, как она горит. И горит для него. Только для него.

Греция всегда была территорией, которую он считал своей, в отличие от отцовского дома, где он чувствовал себя незваным гостем. Именно поэтому он и привез ее сюда. Сейчас, когда ветер с моря играл ее фатой, он лишний раз убеждался в правильности своего решения. Здесь, в Греции, нет призраков.

Ахилл ласково прижал Уиллоу к себе. Она была мягкой, от нее исходил сладкий аромат. Она повернулась к нему и посмотрела на него.

Он заглянул ей в лицо, но выражения прочитать не смог. Точно такое же выражение было на ее лице тогда, в кабинете, когда она напряглась и он взял ее руки в свои. Она еще тогда сказала, чтобы он был поосторожнее с ней.

— В чем дело? — спросил Ахилл, обхватывая ладонями ее щеки. — Ты боишься? Я не сделаю тебе больно, Диана.

Она покачала головой. Он чувствовал, как она напряжена.

— Это… это для меня, да? Медовый месяц. Потому что ты хочешь меня?

Ахилл увидел в ее глазах какое-то странное томление, а в голосе распознал надежду. Ей очень хотелось, чтобы это было правдой, но она… боялась, что это так.

Он очень хорошо помнил это чувство, оно охватывало его каждый раз, когда он смотрел на отца в надежде, что вот сегодня он, глядя на него, увидит в нем не Улисса, а Ахилла. Что с этого дня он станет сыном своего отца, а не призраком.