Не менее значимым оказывается и такой изначальный психологический элемент религии как зависимость человека от страха, на которую указывали уже древние греки. Но, по мнению Фейербаха, страх не является достаточным основанием, объясняющим религию. Поскольку за страхом, как временной эмоцией, наступает противоположный аффект, чувство, противоположное страху, — чувство освобождения от страха и трепета, чувство восторга, радости, любви, благодарности. Стало быть, заключает философ, «предмет страха делает также и предметом Ночитания, любви, благодарности… обожествляет как страх, так и любовь, радость, почитание». Существо или вещь являются объектом религии, когда они оказываются предметом, причиной страха смерти или радости жизни, когда они, стало быть, являются объектом чувства зависимости.

Третьим, еще более продуктивным видом чувства зависимости как основы религии Фейербах называет противоречие между желанием человека удовлетворить свои жизненно важные потребности и невозможностью его реализации, противоречие «между хотением и умением, между желанием и исполнением, между намерением и осуществлением, между представлением и действительностью»[1047]. В данном случае противоречие возникает в силу того, что в своих хотениях, желаниях, представлениях человек не ограничен, свободен, всесилен, — он — бог, а в умении, осуществлении, в действительности он обусловлен, зависим, ограничен, он — человек. Как говорится, «человек предполагает, а бог располагает». Религия как раз и ставит себе целью устранить это противоречие. Божественное существо и есть, по Фейербаху, то существо, которое это противоречие разрешает. Для него оказывается возможным, или вернее, действительным всё то, что возможно согласно моим желаниям и представлениям, но невозможно для меня по моим силам.

Поставив перед собой задачу вскрыть сущность и основания религии, Фейербах исходит из мысли о том, что потребность человека к постижению 5 своей сущности есть разгадка к пониманию антропологического источника религии, ибо религия есть первая форма самосознания человека. Прежде чем искать свою сущность в себе, человек полагает ее вне себя. Свою соб- и ственную сущность человек объективирует в качестве другой сущности.

; «Сущность теологии, — утверждает Фейербах, — есть трансцендентная сущность человека, вынесенная за пределы человека»[1048]. Стало быть, теология раздваивает и отчуждает человека, чтобы потом отчужденную [сущность с ним отождествить. А потому религия есть объективированная человеческая сущность, т. е. человек относится к религии не как к своей сущности, а как к другому, отличному от него существу. По сути, божественная сущность суть человеческая сущность, очищенная от действитель- | ного, телесного человека.

Превращение человеческой сущности в божественную осуществляется, по Фейербаху, на основе двух моментов: дезиндивидуализации человеческой сущности, т. е. придания ей характера всеобщности и ее дематериализации, т. е. придания ей чисто духовного характера. «Божественная сущность, — подчеркивает Фейербах, — не что иное, как человеческая сущность, очищенная, освобожденная от индивидуальных границ, то есть действительного, телесного человека, объективированная, то есть рассматриваемая и почитаемая в качестве посторонней, отдельной сущности»[1049].

Именно в объективации человеком своей сущности Фейербах и видел тайну религии. Через бога и в боге человек ищет только самого себя. В религии человек приписывает богу то, что он отрицает в себе. «Чем человечнее бог, — замечает в этой связи Фейербах, — тем более отказывается человек… от своей человечности, потому что бог — это отделенное от человека его Я, которое он затем снова присваивает себе»[1050]. Стало быть, человек затем всё более отнимает у бога и приписывает себе. «Чтобы обогатить бога, надо разорить человека; чтобы бог был всем, человек должен сделать ничем»[1051] —г утверждает Фейербах. Передавая всё лучшее, что у него есть, богу, человек отдает ему и любовь, любовью к богу он замещает любовь к человеку и упраздняет ее.

Таким образом, человек в религии отрицает себя, только чтобы потом сновать утвердить себя, но теперь уже в преображенном виде. Как пишёт Фейербах, «низводя теологию к антропологии, я возвышаю антропологию до теологии»[1052].

Подводя итог рассмотрения антропологической философии Л. Фейербаха и определя ее место в истории европейской культуры, следовало бы, как представляется, обратить внимание на следующие три момента. Во-первых, осуществленная выше реконструкция способа философствования Фейербаха, дает достаточные основания для того, чтобы сделать вывод о том, что он был единственным в истории философии мыслителем, возможно, за исключением философов Ренессанса, кто так высоко ценил человека, возводя его на пьедестал бога и утвердив между людьми истинно божественные, религиозные отношения. «Человек человеку бог — таково высшее практическое основоначало, таков и поворотный момент в истории»[1053] — возвещает Фейербах.

Такая этическая направленность антропологизма Фейрбаха прямо указывает на жизненно-практическую сущность новой философии, которую сам философ называл «общечеловеческим делом». И если вначале своей жизни Фейербах поставил целью мышление, то в новой философии жизнь стала для него целью мышления. Этой позицией Фейербах принципиально расходится со своими предшественниками по философскому ремеслу в Германии (Фихте, Шеллингом и Гегелем), философия которых была чисто спекулятивной, абсолютно оторванной от жизни. Имея в виду пронизан- ность своей философии духом жизни, ее жизненно-практическую направленность, Фейербах писал: «Никакой религии! — такова моя религия; никакой философии! — такова моя философия»[1054].

Во-вторых, если пытаться дать оценку антропологической философии Фейербаха в контексте его онтологии и этики любви, то по сути здесь мы имеем дело проект будущего идеального общества, в котором царят всегда одна любовь, радость, добро, счастье. Именно они и образуют фундамент и содержание истинного, подлинного бытия. Если же существующее бытие порождает в человеке страх, отчаяние, страдание, то оно не подлинное, мнимое бытие. Таким образом, мир подлинного бытия Фейербаха — мир идеального, который, если и может быть реализован, то в необозримой перспективе, а возможно, и вообще никогда не может быть осуществим. И Фейербах прекрасно осознавал неосуществимость своего онтологического проекта, а потому и называл его проектом философии будущего.