К весне 1905 года Сетти восстановилась от приступов, сразивших ее годом ранее, и возобновила свои ежедневные выезды с Джоном в двухместной коляске. К этому моменту она уже стала хронической больной, и передышка оказалась недолгой: в 1906 году она опять слегла на месяц с гриппом и пневмонией. Что довольно странно, при всей галантной привязанности к жене Рокфеллер отказался менять распорядок своих сезонных переездов из дома в дом, хотя Сетти уже не могла следовать за ним. Для поддержания здоровья и позволяя себе гольфоманию, он начал каждую зиму посещать отель «Бон Эр» в Огасте, штат Джорджия. В начале весны он направлялся на север в Лейквуд, затем к концу весны в Покантико, летом в Форест-Хилл, потом возвращался в Покантико в октябре и оставался там до поездки на юг зимой. Он жестко следовал этой рутине, хотя Сетти оставалась привязана к кровати почти весь 1907 год; был период в десять месяцев, когда она не посещала церковь и даже не выходила к завтраку с семьей. В следующем году она страдала от эмфиземы, и у нее круглосуточно дежурили медсестры. Затем в 1909 году произошла серьезная закупорка в легких, пряди волос выпадали с головы, и она даже не могла пройти по спальне. Она оставалась в Форест-Хилл, а Джон уезжал на несколько месяцев – примечательно для мужчины, когда-то неразлучного с женой. Должно быть, он чувствовал, что его собственное здоровье окажется под угрозой, если он изменит ритуалу. И он неудобно чувствовал себя рядом с больными, это служило неприятным напоминанием о конечности его собственной жизни.

Многие наблюдатели находили жизнь Рокфеллера странно ограниченной, учитывая его гигантское богатство: в 1902 году его годовой доход составлял пятьдесят восемь миллионов долларов, не облагаемых налогом – в несколько раз больше, чем предполагала пресса, – или около миллиарда в год свободного от налогов дохода в сегодняшних деньгах. В одной статье Рокфеллера описали так: «Когда этот джентльмен сидит у себя в кабинете, монетки сыпятся на него со скоростью доллар девяносто центов в секунду. Ему нужна паровая лопата, чтобы не задохнуться»5. Но в тот год на домашние расходы Рокфеллер потратил только четыреста тридцать девять тысяч долларов.

Рокфеллер превратил экономию в изматывающий ритуал и беспощадно пытался упростить свою жизнь и умерить свои желания. Он любил говорить, что «богатство человека должно определяться соотношением его желаний и расходов к его доходу. Если он чувствует себя богатым с десятью долларами и имеет все, чего желает, он действительно богат»6. Они с Сетти усиленно старались показать, что не сорят деньгами, и взяли за правило обмениваться скромными подарками. В 1905 году, например, Джон подарил Сетти пятьсот долларов на день рождения и пятьсот на Рождество, хотя ее личное портфолио облигаций железнодорожных и газовых компаний стоило более одного миллиона долларов. На праздники Рокфеллеры обменивались символичными подарками – ручками, галстуками, носовыми платками, перчатками – и даже писали, какие они красивые в подробных благодарственных записках. Весной 1913 года Рокфеллер отправил сыну овощи в его дом на 54-й Западной улице, 13, и в Эбитон-Лодж, в Покантико, вызвав следующее словоизлияние от восторженного получателя: «Глядя на еженедельный отчет по овощам из Покантико-Хиллс, я вижу, что на прошлой неделе спаржа стоимостью одиннадцать долларов десять центов отправлена в Эбитон-Лодж, а стоимостью в пять долларов сорок центов на № 13… Я не могу не выразить самую теплую благодарность от Эбби и от меня за твою доброту и за то, что ты позволяешь нам разделить с тобой плоды сада»7. Таким образом, Рокфеллеры жили в двух мирах: в настоящем, но негласном мире невообразимого богатства и воображаемом мире скромных подарков, намеренном показать, что они не избалованы. Так как деньги не имели никакого значения, приходилось подчеркивать сентиментальную ценность подарков. Главное было показать, что ты не принимаешь свою удачу как само собой разумеющееся. В январе 1905 года Сетти написала Младшему в Форест-Хилл: «Я жду снега, чтобы опробовать наши новые санки, они на пружинах и у них четыре полоза, чтобы поворачивать, как карета. Разве это не роскошь?»8 Когда вспоминаешь о разукрашенных «коттеджах» в Ньюпорте и гигантских паровых яхтах, которые тогда были в моде у богачей, сложно не счесть концепцию «роскоши» Сетти трогательной.

Рокфеллер никогда не терял врожденного чувства бережливости. Когда Младший, нарушив обычай, подарил ему меховое пальто и шапку на Рождество в 1908 году, это вызвало следующий веселый ответ: «Я благодарю тебя тысячу раз за меховое пальто, шапку и варежки. Я не считал, что могу позволить себе такую роскошь, и благодарен сыну, который может мне их купить»9. Сыну следовало бы знать, что Рокфеллер никогда не стал бы щеголять в этом костюме плутократа, он вернул вещи Младшему, и тот сам их носил.

Захватывающе щедрый в своей филантропии, Рокфеллер мог быть прижимистым – ужасающе прижимистым. Тогда как большинство других магнатов нанимали подчиненных, чтобы следить за личными расходами, Рокфеллер проверял каждую деталь и в мелких вопросах был склонен быть неисправимым скрягой. Все книги счетов его поместий отправлялись на Бродвей, 26, и подвергались аудиту до последнего доллара. Его поместья объединились в собственную внутреннюю рыночную систему. И когда Покантико «продавал» деревья в Лейквуд, Покантико заносил их в кредит, а Лейквуд в дебет. «Мы сами являемся лучшими покупателями у самих себя, – отметил Рокфеллер лукаво в своих мемуарах, – и зарабатываем маленькое состояние, продавая, например, в имение в Нью-Джерси деревья по полтора или по два доллара за штуку, при стоимости их в Покантико от пяти до десяти центов»10. Он провел исследование и посчитал стоимость потребления еды на человека в разных своих домах и выговаривал экономке на 54-й Западной улице, 4, за «пансион», который составлял целых тринадцать долларов тридцать пять центов на человека по сравнению с семью долларами восемьюдесятью центами в Покантико и шестью долларами шестьюдесятью двумя центами в Форест-Хилл.

Рокфеллер тратил до смешного много времени на оспаривание счетов, и крупных, и мелких, и тщательно изучал мельчайшие счета от продавцов продуктов и мясников. Он сразу подходил с некоторой паранойей, предполагая, что каждый продавец вымогатель или, по меньшей мере, раздувает счета богатого человека. Даже гуляя по поместью, он выглядывал лентяев. «Я заметил недавно несколько случаев простоя, – сказал он одному управляющему, – и в одном или двух случаях остановил автомобиль и подождал, не возобновят ли мужчины работу»11. Некоторое время он давал чаевые носильщикам, держа горсть мелочи и прося их взять столько, сколько, по их мнению, они заслужили; они принимали сказанное на веру, это шокировало его, и он вернулся к строгой политике десяти процентов.

Рокфеллер славился подозрительностью, когда дело доходило до врачей. В невероятном числе случаев он воображал, будто врачи берут слишком много и угрожал подать в суд. В 1909 году доктор Пол Аллен лечил Рокфеллера в Хот-Спрингс, штат Западная Виргиния, и привел для консультации врача, некоего доктора Смита. Получив от доктора Смита счет на три тысячи долларов, Рокфеллер пожаловался доктору Аллену, что мог бы найти других уважаемых врачей от пятисот долларов до тысячи. «Я предпочитаю решить вопрос с доктором Смитом без судебных разбирательств, но я не в том состоянии ума, чтобы соглашаться на то, что я считаю вымогательством», – предупредил он доктора Аллена12. После того как Рокфеллер пригрозил иском, доктор Смит согласился на пятьсот долларов. Затем Рокфеллер получил счет от самого доктора Аллена за лечение в Хот-Спрингс: двадцать один день по триста пятьдесят долларов в день, и вновь впал в ярость, отказываясь платить более ста шестидесяти долларов в день. Затем он опросил знакомых докторов и выяснил местные уровни оплаты и снизил эту сумму до семидесяти пяти долларов в день. И в этот раз он намекнул на возможные разбирательства. Младший отметил, что доктор Аллен отказался от четырех семей пациентов из-за своего длительного пребывания в Западной Виргинии, но Старший возразил, что «престиж того, что он поехал в Хот-Спрингс на двадцать один день как наш семейный врач… принесет ему гораздо больше, чем дали бы эти пациенты». Назвав цены доктора «вымогательскими», Старший заключил: «Я верю, что пойти в суд – это мой долг по отношению ко многим людям, которых шантажируют доктора»13. Рокфеллер считал догмой, что цены должны отражать настоящие рыночные цены, а не способность покупателя заплатить, и ничто не расстраивало его больше, чем идея, что богатый человек должен платить надбавку за его трудом заработанное состояние.