И эта вспышка уж наверняка привлечет внимание ингибиторов.

Тем не менее другого выхода нет.

Однако Вольева колебалась, не находила в себе силы учинить расправу. Как-то все это неправильно: слишком поспешно, внезапно. И – тут она удивилась собственным ощущениям – непорядочно. Будто жульничает. Кажется, нужно дать ему самый последний шанс, сказать важные слова, которые он непременно поймет. Ведь он так долго стремился к цели, летел, сражался. И всерьез верил, что может отобрать орудия…

Эх, Клавэйн… И почему все так обернулось?

Но жребий брошен, и обратного пути нет.

Она легонько, как ребенок до мыльного пузыря, дотронулась до иконки.

– Прощай, – прошептала Вольева.

Подпись у иконки изменилась, сигнализируя о глубоких переменах в работе оружия. Триумвир взглянула на изображение «Света Зодиака» в реальном времени, мысленно отсчитывая двадцать секунд – за этот срок луч Семнадцатого уничтожит цель. Он пропашет глубокую борозду в корпусе, а возможно, вызовет детонацию двигателей, ослепительную чудовищную вспышку.

Десять секунд. Звездолет не шелохнулся. Значит, прицел точен, попадание раз и навсегда покончит с Клавэйном. Он даже не узнает, что́ его поразило, исчезнет в вечности, не успев разочароваться.

Еще десять секунд. Вольева ждала, предчувствуя горькую радость победы.

Время истекло. Она инстинктивно сжалась, ожидая яркую вспышку на экране, – так дитя трепещет в предчувствии самого лучшего, самого большого фейерверка.

Прошла двадцать первая секунда… двадцать пятая… тридцатая. Прошло полминуты. Минута.

Субсветовик Клавэйна висел на прежнем месте.

Невредимый.

Она снова услышала его голос – спокойный, вежливый, почти сочувственный.

– Илиа, я знаю, что́ вы попытались сделать. Неужели действительно считали, что я не учту возможность применения оружия против меня?

– А что… вы предприняли? – растерянно спросила она.

Двадцать секунд тянулись целую вечность.

– Практически ничего. Всего лишь приказал пушке не стрелять. Видите ли, это мое имущество, а не ваше.

– Вы лжете!

– Если хотите, могу продемонстрировать снова, – пообещал Клавэйн добродушно, с тенью насмешки – будто хотел, чтобы она потребовала доказательств, заставила повторить демонстрацию. – Пожалуйста, взгляните на орудие, ближайшее к останкам Рух. Сейчас оно прекратит стрелять по волкам.

После этого пошла совсем другая война.

В пределах часа первой волне штурмовиков предстояло приблизиться вплотную к «Ностальгии по бесконечности». Сигналы от атакующих уже приходили с десятисекундной задержкой, и Клавэйн казался себе древним генералом, сидящим на холме вдали от поля битвы и наблюдающим в подзорную трубу, не слыша грохота и криков.

– Хитрый трюк, – сказала Вольева.

– Это не трюк. Просто разумная предосторожность, и вы должны были ее учесть. Хотели наше оружие повернуть против нас же?

– Вы посылаете пушкам сигнал?

– Да, пучок нейтрино. Вы не можете ни заблокировать его, ни исказить. Даже не пытайтесь.

И тут Вольева огорошила неожиданным вопросом, напомнив, что недооценивать ее не следует.

– Это у вас хорошо получилось, – заметила она. – Наверное, раз вы можете дезактивировать оружие, можете и уничтожить?

Клавэйн понял: вопреки задержке во времени, у него есть всего пара секунд, чтобы отыскать убедительный ответ.

– А какой в этом смысл? Зачем уничтожать то, ради чего я пришел?

Ответ Вольевой был резким:

– Смысл очевидный. Взрыв такого устройства – эффектное зрелище. И очень убедительное. Я не фантазирую – видела собственными глазами. Так вы с самого начала не пригрозили взрывом оружия прямо в моем трюме и не посмотрели, как я отреагирую на угрозу?

– Не стоит подталкивать меня к таким идеям.

– Почему? Вы что, способны на это? Да уж вряд ли. Думаю, предел ваших возможностей – не дать пушке выстрелить.

Как умело она загнала в ловушку!

– Насчет предела вы ошибаетесь.

– Так докажите! Пошлите приказ самоуничтожиться пушке, находящейся вдали от меня. Почему бы не разрушить ту, которой вы уже приказали замолчать?

– По-вашему, разумно уничтожать уникальный артефакт всего лишь ради доказательства своей правоты?

– Это зависит от того, что именно вы хотите доказать.

Он понял: ложью больше ничего не добьешься. Вздохнул. Ну что ж, лучше сказать правду – и гора с плеч. Выложим карты на стол.

– Вы правы: уничтожить оружие я не могу.

– Отлично, – промурлыкала Вольева. – Искренность так важна для переговоров. Скажите-ка, а вообще можно уничтожить пушку дистанционно?

– Да. У каждой артсистемы свой код.

– И что?

– Нам эти коды пока неизвестны. Но мы ищем, используя комбинаторику.

– То есть можете и отыскать.

Клавэйн поскреб в бороде:

– В теории – да. Но я бы не рассчитывал на это в ближайший час. Или даже день.

– Но вы продолжите искать в любом случае.

– Конечно. Такие вещи полезно знать. Разве вам не хотелось бы получить коды?

– Мне они не нужны. К каждой пушке присоединено внешнее устройство самоуничтожения моей собственной конструкции, совершенно независимое от того, что установили ваши коллеги.

– Илиа, вы кажетесь на удивление здравомыслящей женщиной.

– Просто я отношусь к своей работе очень серьезно. Но ведь и вы тоже.

– Да.

– И что мы теперь будем делать? Знаете, я все еще не хочу отдавать пушки. У меня есть и другие средства защиты.

Разговаривая, Клавэйн рассматривал при максимальном увеличении окружающее «Ностальгию» пространство и видел россыпь вспышек вокруг нее. Уже появились жертвы. Штатные артсистемы субсветовика убили пятнадцать свиней еще до того, как они подобрались на тридцать километров. Но прочие штурмовые команды преодолели тридцатикилометровый рубеж, одна даже, по всей видимости, достигла корпуса.

Бескровной эту кампанию уже не назвать.

– О ваших средствах я знаю, – сказал Клавэйн угрюмо, завершая разговор.

Старик оставил Ремонтуара командовать на «Свете Зодиака», сам же взял один из последних остававшихся в трюме шаттлов. Бывшая гражданская яхта принадлежала Эйчу. Клавэйн узнал яркие люминесцентные росписи баньши, ожившие, когда проснулись системы яхты. Изящное суденышко, похожее на осу, несло только легкую броню и вооружение, но имело на борту аппарат подавления инерции. Поэтому Клавэйн и держал яхту в запасе до последней возможности. Подсознательно он не сомневался, что рано или поздно сам вступит в бой – а яхта доставит его к вражескому кораблю всего за час.