Те, кто занимался вместе с ним делами Содружества, не сомневаются, что принц отлично подходит для этой роли.

– Он проехал Бог знает сколько миль, чтобы встретиться с этими людьми и поговорить с ними. Он хорошо информирован. Думаю, ему будет сопутствовать большой успех, – говорит бригадный генерал Эндрю Паркер-Боулз. И он твердо верит, что герцогиня Корнуоллская также станет ценным активом Содружества. – Она будет хорошо трудиться и сделает все, что в ее силах. Она всегда так поступает.

Принц, который в свое время провел столько церемоний передачи власти, наконец, обнаружил, что в Содружестве передача власти оказалась несколько проще, чем многие осмеливались представить себе несколькими годами ранее. Когда дело доходит до владений, все немного иначе, ведь там монарх автоматически становится главой государства. Некоторые чиновники ожидают, что в некоторых владениях смена правления будет способствовать ускорению движения к республиканской модели, но общественность снова и снова упорно сопротивляется конституционным изменениям. И далек ли день, когда и принц решит воздерживаться от дальних путешествий и делегирует свои планы и полномочия сыновьям?

Что касается остального мира за пределами Содружества, большинство людей теперь знают принца так же хорошо, как знали Королеву, и так долго, что у них есть сложившееся мнение, которое вряд ли сильно изменится.

– Как только принц взойдет на трон, он окажется на своем месте, – говорит немецкий обозреватель биограф Королевы Томас Килингер. – Монархия старше любого отдельно взятого человека, и за это время на троне у вас побывали весьма и весьма чудные персонажи. Почтенный возраст Королевы служит принцу Чарльзу защитой. Нашему первому канцлеру после войны было семьдесят три года[345], так что дело тут не в возрасте.

Преемственность в бурном, меняющемся мире – одна из самых сильных сторон принца. Его привычные и откровенные взгляды на хорошо известные темы, которые когда-то тревожили дипломатов и высокопоставленных государственных служащих, утратили свою новизну и во многих случаях превратились в общепринятую мудрость. Его турне приобрели более серьезный, истинно государственный характер. Теперь его окружают не художники, а высокопоставленные чиновники правительства. Предположения о неконституционном вмешательстве в политические дела в его знаменитых рукописных записках министрам, испещренных «черными паучками»[346], оказались серьезными посланиями по неполитическим вопросам, таким, как охрана барсуков или рыбы-клыкача в Патагонии, а вовсе не наглыми попытками жесткого лоббирования. У бывших министров нет никаких жалоб. На самом деле они приветствовали его участие.

Лорд Хейг, бывший министр иностранных дел, говорит, что он получил от принца немало посланий, но не по вопросам внешней политики.

– Я хорошо знал его, когда был министром по делам Уэльса. Я получал от него послания с «черными паучками», в частности о сельском хозяйстве и окружающей среде. Меня они очень заинтересовали. И это не казалось мне неуместным. Он не предпринимал попыток подавить демократический процесс.

Ветеран Министерства иностранных дел, посвятивший всю жизнь дипломатии, сэр Роджер дю Буле считает принца ценным активом.

– У него свои тараканы, – говорит он. – Пусть шуршат.

Королева всегда полагалась на членов своей семьи, позволяя им действовать, как выразился Дэвид Кэмерон, «in loco reginae»[347]. Сама она нередко говорила: «Я же не могу быть повсюду, и я не могу делать сразу все». На протяжении всего ее правления члены семьи должны были выступать от ее имени, и никто не делал этого больше герцога Эдинбургского. Его роль как основой опоры и поддержки монарха уже хорошо изучена. Однако в течение более шести десятилетий он также самостоятельно играл очень важную международную роль. В начале правления Королевы именно герцог взял на себя большую часть неприятных дел, выполняя их от ее имени. В те первые годы, когда путешествия отнимали гораздо больше времени, а Содружество было приоритетом, герцог посетил многие из самых отдаленных уголков англоязычного мира. Хотя в телесериале «Корона» эти путешествия часто изображены как развлекательные круизы, они являлись настоящими прорывами в области дипломатии и науки и имели важные цели, что трудно постичь зрительской аудитории двадцать первого века. Однако в 1957 году телезрители не отрывались от экранов, следя за его иллюстрированными беседами о флоре и фауне Южных морей и Индийского океана.

Герцог регулярно бывал представителем Королевы на Играх Содружества, когда она не могла присутствовать там сама. Именно он способствовал постепенному переходу от Игр Британской империи и Содружества к Играм Британского Содружества (как стали называть соревнования с 1970 года) и Играм Содружества (с 1978 года).

Поскольку в шестидесятые годы приоритеты королевской власти и Министерства иностранных дел начали смещаться, герцогу пришлось играть ту же роль, что и принцу Уэльскому в следующем поколении. В 1960 году Королева была приглашена в турне по Аргентине и Чили, но отказалась в связи с обязательствами перед Содружеством и предстоящим рождением принца Эндрю. Она предложила, что вместо нее чуть позже, в 1962 году, приедет герцог Эдинбургский. Министерство иностранных дел поддержало ее как по коммерческим, так и по политическим причинам. На дворе был самый разгар холодной войны, и никому не нужен был еще один Фидель Кастро. В служебной записке Министерства иностранных дел в 1961 году отмечено, что такое путешествие поможет предотвратить «дальнейшее отступничество по кубинской модели». В марте 1961 года Личный секретарь герцога Джим Орр отправил во все посольства в Южной Америке инструкцию, которая дает полезное представление о его подходе к королевским турне. Формальности, по его словам, «следует свести к минимуму», а «ответное гостеприимство не нужно поощрять». Все визиты на промышленные объекты «должны иметь конкретную связь с Великобританией», кроме того, «Его Королевское Высочество желал бы играть в поло там, где есть такая возможность». Военные смотры и парады крайне нежелательны. «Мы очень надеемся, что никаких военных мероприятий не будет запланировано, – добавил Орр. – Дело в том, что Его Высочество не собирается брать с собой никаких мундиров».

Герцога всегда можно было с пользой отправить представлять Королеву на мероприятиях, которые могли быть не вполне уместны для монарха, но при этом требовали королевского присутствия. В 1971 году, после того как Королева не смогла присутствовать на саммите Содружества в Сингапуре, не могло быть и речи о посещении немыслимо дорогостоящих празднеств, которые устроил шах Ирана в честь 2500-летия Персидской империи. Кроме того, Королеве вовсе не хотелось появляться на этом кричаще роскошном и помпезном мероприятии, которое планировалось провести не где-нибудь, а в специально разбитом для этого палаточном городке – вернее, городе площадью 160 акров – недалеко от древней столицы Персеполиса. Шах распорядился доставить угощение из парижского ресторана Maxim’s, по его повелению был высажен целый лес, в ветвях деревьев которого пели настоящие экзотические птицы. Каждый день для охлаждения шампанского вертолет доставлял глыбу льда размером с автомобиль. Изюминкой празднеств стал пятичасовой банкет, на котором гостям подали перепелиные яйца, фаршированные черной икрой, сорбет из шампанского и пятьдесят жареных павлинов. Мероприятие обошлось в 275 миллионов фунтов и вызвало осуждение во всем мире, не в последнюю очередь со стороны изгнанных революционеров, которые семью годами позже припомнили это и использовали как повод для разжигания революции. Однако шах был союзником Британии, и Дом Виндзоров должен был быть должным образом представлен на мероприятии, на которые были приглашены все остальные монархии мира. Поэтому Королева отправила туда герцога и принцессу Анну. Британский фотограф Редж Дэвис находился там в качестве личного фотографа шаха. Он вспоминает, что герцог был совсем не рад видеть его.