– Он слишком много встречался с разными эмирами и слишком мало с лидерами Содружества, – говорит бывший инсайдер в Мальборо-хаусе.

Секретариат Содружества периодически предпринимал попытки привлечь принца на более практическую роль. Стюарт Моул, бывший глава администрации Мальборо-хауса в 1980-е и 1990-е годы, вспоминает знакомые дебаты.

– Каждый генеральный секретарь, которого я знал, думал о будущих отношениях. В то время создавалось впечатление, что принц Чарльз не очень-то интересуется Содружеством. Было также и мнение, что все дело в него нежелании переходить дорогу матери, что ему не нравится, когда его воспринимают как ходячий манекен, и что он хочет заниматься настоящим делом.

Расставание принца с принцессой совпало с восходом новой суперзвезды Содружества, о которой даже говорили как о потенциальном будущем руководителе организации. Став в 1994 году избранным президентом новой демократической Южной Африки, Нельсон Мандела стремился к немедленному возвращению своей страны в лоно Содружества. Монархия теряла популярность, и некоторые обозреватели стали утверждать, что именно он, а не британский монарх может в один прекрасный день стать идеальным кандидатом на роль нового Главы Содружества, хотя сам Мандела ни разу не претендовал на это.

– Когда Мандела был в расцвете сил, внезапно наступило резкое осознание отсутствия автоматизма, – говорит представитель штата принца. – Высказывалось мнение, что Мандела мог бы стать хорошим Главой Содружества, и нам предстояло подумать, как поступить, если этот процесс наберет обороты. Не то чтобы эта проблема была серьезной, скорее она заслуживала внимания. Акции принца сильно упали, и он был сильно утомлен.

Надир совпал с 1997 годом. В июле принц был отправили в Гонконг, чтобы спустить там флаг Союза. Эта церемония признания независимости оказалась непохожей предыдущие, которые проводил принц, по той простой причине, что Гонконг не собирался обретать независимость. После 150 лет британского правления его собирался поглотить материковый Китай. Такой сюжет совсем не соответствовал традиционному сценарию, в котором – если представить все в упрощенном виде – британских злодеев, империалистов и расистов заставляли убираться, чтобы дать дорогу отважным героям новой демократии. Большинство жителей Гонконга определенно желали сохранения британского правления. Они не только процветали при Короне, но и превратили Гонконг в один из крупнейших финансовых центров мира. Кроме того, после деколонизации они не смогли бы сохранить за собой кресло за столом Содружества. Наоборот: являясь при содействии Великобритании частью семьи наций с момента создания Содружества – даже выставляя свою собственную команду на Играх Содружества и выиграв в общей сложности пять золотых медалей, – Гонконг терял членство в организации. В Пекине это событие вполне могло послужить поводом для радостных празднеств. В Гонконге, однако, перемены казались бесперспективными, это был шаг если не во мрак, то в неопределенность.

Во всем мире сторонние комментаторы провозгласили это концом Британской империи. Неважно, что другие зависимые территории, от Бермудских островов до Гибралтара и Каймановых островов, как и прежде, оставались крепко связаны с Короной и не собирались расставаться с ней. В Британии всего несколькими неделями ранее к власти пришла динамичная новая администрация лейбористов со своим лозунгом: «Крутая Британия». Передача Гонконга была идеальной иллюстрацией изжившего себя старого порядка и служила восхитительно удобным примером главной переменены тысячелетия. И олицетворением этого старого мирового порядка являлся принц Уэльский, а заодно с ним и последний символ древнего режима – яхта Britannia, которую вскоре ожидало списание.

Неудивительно, что принц пребывал в меланхолии, наблюдая с борта королевской яхты за последними днями постимперского правления. Но еще сильнее он был огорчен тем, что Britannia совершала свой последний круиз. Новое правительство лейбористов Тони Блэра подтвердило, что в том же году Britannia должна быть выведена из эксплуатации. Блэр никогда раньше не бывал на яхте и тем более не видел, как Britannia занималась тем, что получалось у нее лучше всего, – укрепляла позиции Великобритании за рубежом. Когда премьер-министр и его супруга Чери прибыли в Гонконг, принц пригласил их на королевскую яхту. Один из членов королевской делегации вспоминает мучительный момент, когда по предложению принца капитан корабля командор Энтони Морроу предложил провести для гостей экскурсию по кораблю. Внезапно из задний рядов группы прозвучали смешки.

– Лоббирование! – выкрикнул Аластер Кэмпбелл, стратег-консультант Блэра.

– Наверное, он решил, что это спешно, – говорит один из присутствовавших. – Но вышло просто неловко.

Еще более неловкой получилась весьма неудачная церемония передачи Гонконга в ночь на 30 июня. Трибуны для тысяч зрителей и важных персон установили вокруг большой площади у административного комплекса «Тамар», где до того располагалась главная база Британии. Ровно в полночь знаменитый старый комплекс, над которым доминирует высотное здание принца Уэльского, стал штаб-квартирой Китайской народно-освободительной армии. Для британского престижа и национальной гордости было важно, чтобы это последнее «ура» прозвучало максимально достойно. Прибыв на место, шталмейстер принца лейтенант-коммандер Джон Лавери благополучно положил речь принца на место, а затем приступил к своим обязанностям, следя за тем, чтобы его босс был представлен высокопоставленным лицам в нужном порядке. Делу отнюдь не способствовал тропический ливень, от которого, так как крытых трибун не было, промокли все, у кого не оказалось зонта, в том числе сам принц. Одетый в полную форму офицера Королевского ВМФ, он хотя бы имел фуражку с козырьком. А вот покидающий свой пост губернатор Крис Паттен выглядел так, словно только что искупался полностью одетым.

Когда под звуки волынок и барабанов «Черной стражи» все военные подразделения построились посреди площади для проведения парадов, Лавери протянул руку, чтобы взять страницы с речью принца. Ее на месте не оказалось. Последовали лихорадочные поиски. Это происшествие могло обернуться не только окончанием карьеры шталмейстера. Если бы оказалось, что принц не может зачитать прощальное послание Королевы с благодарностью и наилучшими пожеланиями четырем миллионам ее практически бывших подданных, страшно было подумать, как опозорилась бы монархия во время этой церемонии, которую в прямом эфире транслировали на весь мир. Вдруг Лавери заметил старательного уборщика, выбрасывающего собранный мусор из совка в корзину сбоку. Имея в запасе несколько минут, он нашел в корзине для мусора послание королевы, достал его и вернулся на VIP-трибуну, где и вручил речь принцу.

События той точи, какими бы историческими они ни были, оказались в тени после трагедии, случившейся через два месяца. Гибель Дианы, принцессы Уэльской, в автокатастрофе под Парижем ранним утром 31 августа 1997 года не забыта и ныне, так как ее сыновья заботятся о том, чтобы ее роль в их жизни и жизни всей нации помнили и почитали. Хотя принц и принцесса уже год как были официально разведены, ее смерть стала самым тяжким ударом для монархии со времен отречения Эдуарда VIII. Тогда как большинство людей восприняли случившееся как преждевременную кончину обожаемой во всем мире молодой матери, как трагедию для всех, кто ее знал, автокатастрофа предсказуемо вызвала серьезный раскол в рядах тех, кто в «войне Уэльских» принял ту или иную сторону. Даже самые суровые критики принца не могли упрекнуть его в отсутствии любви или преданности сыновьям. Отныне эти его качества стали важнее, чем ранее, так он внес изменения в свою жизнь, поставив их на первое место.