— Да. И их так же необходимо принять и запустить, проследить за оставшимися концертами, проконтролировать размещение и продвижение сервисов и игр. Да, много всего, — Саша снова пожал плечами и вздохнул. — Почему ты спрашиваешь?

Живому проекту пришлось подождать ответа. Он не понимал, почему на лице президента затаилась столь скорбная улыбка. Михаил понимающе качал головой, прикрыв веки.

— Я не могу найти ни одного вменяемого управленца, а на мне сейчас полтора миллиона клонов и это только «Живой проект». Повторюсь: я жду твоего возвращения. Кажется, я имею право требовать это, но место, которое я планирую тебе предложить, не приемлет ультиматумов.

— Я понял, Михаил. Давай вернемся к этому разговору в конце декабря или в новом году. До встречи.

— До встречи.

Снова оказавшись в одиночестве, Александр хмуро поднялся и прошел к окну. Свежий снег во дворе искрился под переливающимися рекламой фасадами подъездов и фонарными столбами.

Сашу тревожило письмо профессора. Он не мог поверить, что никогда в жизни больше не увидит старого друга, не понимал причин его исчезновения и не верил в существование технологий, на которые ссылался ученый. Он хотел понять, что чувствовал его создатель, когда писал то письмо и что имел в виду, размышляя о человеческой нелогичности. Но не только эти вопросы не давали покоя живому проекту. Александр впервые ощутил, что что-то упустил, недопонял, недоглядел или…  недочувствовал. И это выливалось в незнакомое и щемящее чувство на первый взгляд необоснованной вины.

Проснувшись, Михаил тут же сел. Он увидел Арктику-1 и давно забытый кусочек разговора, в тот день не заслужившего особого внимания. Теперь это воспоминание жестоко настигло его, и с минуту мужчина сидел в прострации, дрожа от холодного липкого пота и сжимая кулаки. Тот разговор состоялся во время пятничного покера — неизменного развлечения группы Степана Денисовича. Юрий Николаевич в те дни чувствовал приближение смерти, но отшучивался простым старческими болячками. Ничто не предвещало беды, но административные вопросы уже пришлось взять на себя Михаилу. И вот, во время пятничного покера в компании группы Степана Денисовича, в то время заканчивавшей подготовку первого солдата — Славы, один из психологов, участвовавших в подготовке мастер-образа, в очередной раз высказал опасения на счет самой возможности контролировать подобный живой проект. Входившие в подготовку Славы курсы по психологии были слишком опасны для незрелой личности без идеологий и авторитетов. Михаил знал, что отец наотрез отказался зомбировать свои живые проекты, но теперь необходимость этого становилась все более и более явной.

Проект прикрыли, а те курсы вырезали из программы обучения следующего мастер образа — Валета.

Проект прикрыли, но Слава, благодаря Михаилу, остался.

В его сне не было людей, лишь тени воспоминаний и опаляющая горечь. Миша оказался на кладбище, где пять лет назад похоронил отца. Место казалось знакомым, но неуловимо иным. В большой квадратной могиле гору наваленных тел венчали мертвые Петр и Ольга. Одна деталь объединяла все трупы: дорожки запекшейся крови на внутренней стороне голых бледных предплечий — вырезанные паспортные чипы.

Они все хотели свободы.

Сохраняя пустоту в мыслях, не позволяя повседневным заботам ворваться в это мрачное утро, Михаил тяжело поднялся и прошел в душ. Он не пытался понять, как связан тот пятничный покер со смертями дорогих ему людей. Горячие струи согревали тело и остужали горечь, царапающую внутренности раскаленными углями.

— Вика, передай охране: выхожу через пять минут, едем к Кудасову. Марии: завтракать не буду.

— Хорошо, Михаил. Предупредить Петра о визите?

— Нет!

— Хорошо.

Выйдя в морозный мрак, Михаил поежился и закурил. Сонные клоны вышли из домика напротив, слева послышался щелчок отъезжающих ворот гаража.

Наблюдая за выезжающими из гаража машинами и глубоко затягиваясь, Михаил пытался отогнать непривычное волнение, переворачивающее внутренности. Он думал о том, как оправдать свой визит: «Если дверь откроет Петр, скажу что проведать Ольгу. Если Ольга, то Петра. Как школьник…». Хотя даже в школьные годы он не искал оправданий.

Сейчас, когда боль утихла и осталась лишь тупая печаль и разочарование, Михаил не мог позволить себе жить с обидой и хотя бы не беспокоиться об Ольге. Он не думал о природе своей заботы, и это оберегало от жутковатого открытия: когда умирают чувства и уходит человек, оставив напоследок глубокую рану и унося не менее глубокие шрамы с собой, остается могила. И навещать эту могилу было для Михаил столь же естественным, как и любое другое проявление ответственности и заботы о любимых и близких, но покинувших его людях.

Устроившись в теплом салоне, Михаил обхватил себя за плечи. Это не свойственное боссу движение заставило Олега, заменившего Васю на переднем сидении, взглянуть на шефа более внимательно, но промолчать.

Без четверти восемь машины президента LPI остановились у ворот Кудасова. Створка незамедлительно поползла в сторону и, впустив первую машину, начала закрываться. Покинув салон, Михаил подумал о том, что еще слишком рано, но тут же наступил на горло малодушию и поднялся на крыльцо. Он видел приближение сигнала Петра. Тот замер у двери и не открыл, пока глава LPI не нажал на звонок.

— Привет.

Петр не узнал глухой осипший голос друга. Михаил заметил неуловимый импульс и расшифровал его как подавленное желание подать руку. Он протянул руку сам и непривычно долго ждал, пока Петр внимательно разглядывал линии на его ладони. Когда Кудасов поднял взгляд, Михаил убрал руку в карман.

Эти двое всегда смотрелись странно и никогда не гармонировали друг с другом. Теперь же, разделенные порогом, они предстали парадоксально разными существами. Михаил в своем темно-сером пальто прямого покроя, строгий и деловой, всегда собранный и уверенный в себе, держащий на сильных плечах это морозное утро и тишину просыпающегося города, надежды, ненависть и зависть миллионов обывателей и жизни сотен тысяч сотрудников и клонов, подыскивал правильные слова для жилистого полуголого амбала со спутанными длинными волосами и вечно прилепленными к лицу иночами. Петр смотрел на главу международной корпорации с высоты своего двухметрового роста, совершенно не догадываясь о своей ценности.

— Как Ольга?

— Тебе исправно доносят.

— Нет…  я не слежу…

Петр демонстративно усмехнулся.

— Я имею в виду, что не слежу за тем, что именно доносят — времени нет.

— Будет лучше, если она перестанет тебя заботить.

Петр подумал, что Михаил нахмурился в ответ на его глухую угрозу. Неумение старого друга отпускать людей было хорошо ему знакомо. Обладай Кудасов хоть чуточкой прозорливости, он разглядел бы в визите Михаила признание и разгадал бы истинные намерения и чувства гостя. Но страх, что болезненная привязанность Ольги может оказаться взаимной, застлала Петьке глаза.