Канонир строго посмотрел на Маргарет. Неужели он слышал об истории с Манстером? Не было ли это предостережением?

– Мой муж всегда говорит, – осторожно ответила Маргарет, – что граф Десмонд как будто живет в каком-то другом мире, не в том, где живем все мы.

Похоже, ее слова вполне удовлетворили королевского наместника, потому что он энергично закивал:

– Ваш муж – мудрый человек. Но могу сказать вам по секрету, что мы наблюдаем за всеми купцами – на тот случай, если они вздумают как-то связаться с императором.

И тут Маргарет не упустила шанса.

– Должно быть, это трудно, – сказала она. – Многие дублинские купцы постоянно ведут дела с Испанией да и с другими портами, где у императора есть свои шпионы. Возьмите хотя бы Дойла. Но ведь невозможно даже представить, чтобы он был замешан в чем-то подобном.

– Верно, – согласился Канонир.

Но она уже видела, что он задумался, и втайне торжествовала. Неужели ей действительно удалось поселить в душе наместника сомнение в преданности Дойла? Прежде Маргарет никогда ничего подобного не делала и считала это своей маленькой дипломатической победой. Теперь она могла сыграть с Джоан Дойл в ее собственную игру. Вскоре после этого Канонир отошел, но сначала слегка сжал руку Маргарет.

Два месяца спустя Уильям Уолш узнал, что может получить место в следующем составе парламента, и Маргарет чувствовала, что в этом есть и ее заслуга. Но она так и не узнала, стал ли Канонир проверять лояльность Дойла в то оставшееся время, пока он еще исполнял обязанности наместника.

Другим поводом для гордости стал их сын Ричард. Это была идея его отца – отправить юношу учиться в Оксфорд. Поначалу Маргарет была против – отчасти потому, что ей не хотелось расставаться с сыном, но еще и потому, что Ричард при всем своем обаянии никогда не проявлял особого интереса к учебе.

– У него отличные мозги, – настаивал Уолш. – И раз уж ему не видать хоть сколько-нибудь приличного наследства, он должен сам пробивать себе дорогу. Ему просто необходимо получить образование. А значит, придется поехать в Англию.

Да, хотя на новую семинарию Фицджеральдов в Мейнуте и возлагали большие надежды, она так и не превратилась в нечто похожее на университет. Так что для хорошего образования по-прежнему нужно было отправляться за море.

Уолш сам готовил юношу, учил его каждый день, внушал, что тот может добиться всего. Ричард воспринял уроки отца с большой серьезностью и уже через год так продвинулся вперед, что Уолш сказал Маргарет:

– Он готов.

И Маргарет, пряча слезы за улыбкой, проводила сына в Англию, откуда он не вернулся. Собираясь стать юристом, как и его отец, после Оксфорда Ричард начал стажироваться в лондонских судебных иннах, чтобы поднабраться опыта у старших коллег.

– Если найдет себе место в Лондоне, тем лучше, – говорил Уильям жене. – А если нет, вернется сюда с блестящими перспективами.

Маргарет надеялась, что сын вернется. Разлука давалась ей очень тяжело.

Однако все эти успехи принесли семье и немалые трудности. Заняв более высокое положение в обществе, Уильям стал больше времени проводить в Дублине, и Маргарет иногда должна была его сопровождать. Одевался он теперь соответственно своему статусу, да и Маргарет тоже купил дорогую одежду – это было необходимо, но потребовало больших расходов. Ричард также весьма заметно истощал семейные ресурсы, его учеба в Англии обошлась намного дороже, чем ожидала Маргарет. Еще учась в Оксфорде, Ричард тратил довольно много, а уж когда начал посещать эти судебные палаты, письма с просьбами о деньгах стали приходить гораздо чаще. Маргарет, которая иногда беспокоилась из-за того, что муж слишком много работает, возросшие потребности сына настораживали, но Уильям лишь качал головой и с усмешкой говорил:

– Я помню, каково это было, когда я сам там учился. Жить рядом со всеми этими денди…

Когда же Маргарет предполагала, что ее любимый сын мог бы вести и более тихую, не слишком светскую жизнь, ее муж твердил лишь одно:

– Нет, пусть будет настоящим джентльменом. Я бы ничего другого и не хотел.

В письмах Ричарда проскакивали также намеки, что он стал популярен у дам, а Маргарет вспоминала, как он еще в детстве легко очаровывал всех, даже Джоан Дойл. Но это ведь тоже требовало денег…

– Не может ли он уже сам себя обеспечивать? – спрашивала она мужа.

– Нет, он не сразу начнет зарабатывать достаточно, – объяснял ей Уолш. – А пока мы должны обеспечить ему достойное существование.

Как он был похож на дорогого отца Маргарет, когда говорил так! Маргарет почти слышала голос отца, твердившего, что ее брат Джон не должен отправляться в Англию как простой пехотинец. Бедный Джон, он так и не вернулся; бедный отец, ему так хотелось быть джентльменом… И теперь, глядя на мужа, Маргарет понимала, что Ричард был его продолжением, и ее охватывала горячая любовь к ним обоим.

– Он и в Дублине мог бы быть джентльменом, да еще и тебе помогать, – напоминала она. – И за меньшие деньги.

В общем, деньги убывали с такой пугающей скоростью, что, как ни старался Уолш, Маргарет видела, что их расходы намного опережают доходы. Пару раз она заговаривала об этом с Уильямом, но муж заверял ее, что все держит под контролем, а поскольку он всегда был очень рачительным хозяином, Маргарет предполагала, что так оно и есть. Но все равно ей казалось, что муж озабочен сильнее, чем обычно. Одной из надежд на увеличение доходов была возможность получить в аренду еще одно церковное владение на льготных условиях. Уолш занимался этим и уже дал понять, что подыскивает что-то подходящее. Но тут возникли новые трудности. И причиной их стал не кто-нибудь, а сам архиепископ Дублинский.

Когда король Генрих провозгласил себя главой Английской церкви, его взгляд тут же обратился к ее огромным неиспользованным богатствам. Он заявил, что Церковь нуждается в реформах, под которыми он подразумевал отнюдь не переход к протестантским доктринам, потому что король Генрих все еще считал себя куда более праведным католиком, чем сам папа, а лучшую организацию и увеличение сборов. Пошли слухи, что королевские слуги уже нацелили жадный взгляд на некоторые богатые старые монастыри, где все церковные сборы тратились лишь на поддержку горстки монахов. Так что ничего удивительного не было в том, что архиепископ Ален, слуга английского короля, занимавший также пост канцлера, желавший, естественно, ублажить своего повелителя, мог заявить: «Больше никаких выгодных аренд. Ирландские арендаторы, кем бы они ни были, должны начать платить Церкви полную ренту за свои земли».

– Конечно, – признал Уолш в разговоре с женой, – он вправе так поступить. Но ведь в Ирландии всегда было именно так. И сквайрам это может не понравиться. – Он слегка скривился. – Не могу сказать, что мне самому это нравится.

– А мы справимся? – с легкой тревогой спросила Маргарет.

Муж заверил ее, что они все одолеют, но весной 1533 года Маргарет стала замечать, что Уильям явно обеспокоен.