она клялась в своей необдуманности и порывистости и не знала, как выйти из тупика, в который сама себя загнала. Не поступает ли она еще хуже Клариссы? Та, несмотря на свою сумасбродную причудливость, была хоть искренна, между тем как она, Вега, делала глупости с целью кого-то обмануть.

Знай Реджинальд, что происходит в душе его прекрасной спутницы, он тотчас же ушел бы от нее, как ушла от Юстеса Кларисса, когда поняла, что жестоко ошиблась. Но он этого не знал, поэтому считал себя вправе скорее завладеть тем, что ему сулила лживая видимость.

— Впрочем, я выразился неверно, сказав, что не видал еще мужчины, который был бы так безумно увлечен женщиною, как мой кузен Юстес, — снова заговорил он, направляясь на этот раз уже прямо к цели. — Я знаю еще одного.

— Разве? — безучастно, машинально проговорила Вега.

— Да, я знаю его, — с невольной дрожью в голосе продолжал Реджинальд, только такого вопроса и ожидавший, чтобы пойти дальше. Он думал, что этот вопрос доказывает интерес Веги к его словам и поощряет его дальнейшие излияния, желательные ей самой. — Позволите вы мне сказать вам, кто это? — добавил он, склоняясь к ней.

Вега молчала.

— Этот человек — я сам, — пояснил наконец он и снова приостановился, ожидая, что она спросит об имени его избранницы. Но он ошибся и в этом.

— Вот как! — еле слышно слетело с ее бледных уст, но и только.

— Сказать вам имя любимой мною женщины? — решился он еще раз, полагая, что Вега мнется по свойственной девушкам скромности, стыдливости и застенчивости.

— А разве вам так интересно, чтобы я знала это имя? — спросила она скорее по наитию, чем сознательно, потому что вся была поглощена своими мучительными душевными переживаниями.

— Интересно, очень интересно… более всего на свете! — страстно проговорил он. — Женщина эта — вы, мисс Вега Поуэль. Вас я люблю… люблю всем сердцем, всею душою! Разве вы не поняли этого? Или, быть может, вам это неприятно?.. Вы так странно смотрите на меня…

Она подняла на него глаза, и он более чувствовал, чем видел, что эти глаза говорят совсем не то, чего он так пламенно ожидал.

— Капитан Тревор, — теперь уже с полным сознанием всей важности сказанного Реджинальдом начала Вега, — напрасно вы делаете мне такое признание. Я никогда не давала вам права думать, что могу серьезно ответить на ваше, хотя и лестное, но чуждое для меня чувство. Отвечать вам взаимностью я не могу. Останемся добрыми друзьями, какими мы были до сих пор, но не…

— Можете не договаривать, мисс Вега! — холодно, резко, почти грубо оборвал он ее. — Я слышал достаточно и знаю, кто является препятствием между нами. Это — мой собственный кузен… Хорошо, будьте с ним счастливы, если вам удастся завладеть им. Что же касается меня, то я утешаюсь мыслью, что в житейском море не одна такая прекрасная рыбка, какою являетесь вы, и иду ловить другую… Прощайте, мисс Вега Поуэль!

Сняв шляпу, он с деланной изысканной вежливостью отвесил своей собеседнице низкий поклон. Затем, круто повернувшись на каблуках, подбоченясь и насвистывая какую-то песенку, он быстрыми шагами удалился.

Оставшись одна в темноте ночи и во мраке своего отчаяния, Вега закрыла руками свое искаженное горестью лицо и горько зарыдала. В ту же минуту ее плечи обхватили две нежные, теплые и мягкие женские руки и милый, ласковый голос проговорил:

— Не плачь, моя милая Вегочка. Ты держала себя молодцом с этим франтом, и больше он к тебе не решится приставать. А я скажу тебе кое-что, после чего ты не захочешь больше плакать, а будешь радоваться. Пойдем со мной. Мы обойдем дом с задней стороны, где никого нет, и я дорогой все скажу тебе.

В то время когда сестры, нежно обнявшись, пошли по одной дорожке, чтобы задним ходом незаметно пробраться в одну из своих комнат, сэр Ричард отправился отыскивать Юстеса Тревора. Отыскав юношу в каком-то темном углу опустевшей бальной залы, где один за другим угасали огни, он утешил и его точно так же, как утешала Сабрина свою сестру. Горевавшая перед тем парочка стала ликующей, а ликовавшая — кипела теперь всеми муками действительно отвергнутой любви.

Таким образом, вся эта мучительная игра, к удовольствию одних и огорчению других, была наконец раскрыта.

Глава XXI

СДАЧА БРИСТОЛЯ

Около сотни всадников, мчавшихся во весь опор, но не в стройном боевом порядке, а в полном разброде, — всадников в рваных мундирах и помятых доспехах, пробитых пулями шлемах на головах, — некоторые, впрочем, и без всякого головного прикрытия, в разодранных, покрытых кровью кольчугах, в грязных сапогах, неумытые, облепленные потом и пылью, — вот все, что осталось от армии «Вильяма Победителя».

Эти остатки конницы Гессельрига, так называемых «лобстеров», бежали из-под Раундвэй-Дауна. Рыцарски храбрый, но беспечный и слишком доверчивый Уоллер вступил в бой с более сильным противником под предводительством Байрона и Виль-мота и был разбит наголову.

Это было заключением целой серии кровавых схваток с маркизом Гертфордским и принцем Морисом, начавшихся в покрытой мелкой растительностью долине между Тогскими и Фринольскими холмами и вскоре перешедших в жаркий бой, какого не помнили даже самые старые ветераны. После нового сражения на соседних высотах Ленсдауна, в котором перевес остался на стороне роялистов, оба войска снова сошлись на высоком горном плато при Раундвэй-Дауне, где и произошло окончательное поражение Уоллера.

Особенно пострадали кирасиры Гессельрига. Ряды их во многих местах были прорваны, у многих погибли лошади, и они оказались совершенно беспомощными в своем тяжелом вооружении. Целыми толпами они скатывались в глубокие пропасти, которыми была изрыта скалистая возвышенность. Из блестящего отряда в пятьсот человек, лишь за несколько дней перед тем так гордо выступавшего из ворот Бристоля, уцелела едва пятая часть и спасла свою жизнь в беспорядочном бегстве. Во главе этого разбитого отряда находился и сам Уоллер, не раз раненый и почти истекающий кровью.

Несмотря на страшное поражение, никто из этой горстки храбрецов не выказывал