Танец этот очень богат фигурами и разнообразием поз в зависимости от того, растут ли воображаемые цветы на правой стороне или на левой, внизу, на земле, или вверху, на ветвях деревьев. Все это дает возможность развивать ловкость, грациозность и искусство пантомимы. Стан танцующей выказывает всю свою изворотливость и гибкость.

Все еще не находя желаемого цветка, танцорка вдруг останавливается, причем вся ее фигура меняет свое выражение. Очевидно, ее смущает какой-то шум в лесу. Она низко наклоняется к земле и прислушивается. Сперва она выражает недоумение, затем тревогу. И вдруг бросается бежать, но не по прямой линии, а зигзагами, словно она в своем смятении сама не знает, куда броситься, чтобы избежать угрожающей ей опасности. Движения ее становятся все более и более порывистыми, жестикуляции — возбужденнее. Наконец она несется в вихре бешеного вальса. Временами останавливается как бы для отдыха, изображая полное изнеможение и пантомимою умоляя публику поспешить к ней на помощь. Но публика знает или предупреждена, как в настоящем случае, что «спасти» танцорку должен только тот, кому она бросит какой-нибудь предмет: платок, ленту, перчатку или еще что-нибудь. Роль «спасителя» состоит в том, что он выходит на арену танца и останавливается в позе желающего помочь. Тогда танцорка бросается ему на грудь, разыгрывая восторги радости по поводу своего спасения и выражая благодарность спасителю. Разумеется, этим спасителем должен быть мужчина.

К этому танцу Кларисса надела соответствующий костюм, какой носят караибские королевы: короткую белую газовую юбку и лиф из того же воздушного материала, с очень низким вырезом и широкими рукавами. В волосах, ушах, на открытой шее и на почти обнаженных руках сверкали драгоценности. Костюм этот с особенной яркостью подчеркивал оригинальную красоту танцорки. И когда танцорка, подобно блестящей бабочке, запорхала от цветка к цветку, выказывая изумительную грациозность и гибкость, даже самые строгие пуритане не могли не восхититься ею.

Мужчины затаили дыхание в томительном ожидании, кого именно из них изберет индейская чаровница своим спасителем. Все уже заметили, к кому именно клонятся ее симпатии, но интересно было знать, не захочет ли она прикрыть свое истинное чувство, вызвав к себе «на помощь» кого-либо из остальных кавалеров. Томиться долго неизвестностью никому не пришлось.

Сняв с правой руки расшитую драгоценными камнями перчатку, какие в то время носили богатые дамы, и протянув руку с видом готовящейся бросить перчатку, она изящными волнообразными движениями переступала с ноги на ногу, вглядываясь в лица зрителей, как бы отыскивая между ними избранника. Многие были заинтересованы ею и втайне надеялись, что драгоценная во всех отношениях перчатка будет брошена им. Но она упала к ногам как раз того человека, который вовсе не желал ее, к ногам Юстеса Тревора. Отказаться поднять перчатку было нельзя. Молодой человек поднял ее и выступил вперед. В нескольких шагах от танцорки, под самою залитою огнями террасою, он остановился и, по условиям танца, раскрыл свои объятия. В то же мгновение к его груди приникла другая, молодая, упругая грудь, бурно волновавшаяся и тяжело дышавшая. Но это нисколько не восхитило юношу: эта грудь не привлекала его.

Однако этим дело еще не кончилось. Юстесу Тревору пришлось взять под руку воображаемую караибскую королеву и прогуляться с нею по иллюминованным аллеям сада. Такое зрелище было новым ударом ножа в сердце бедной Веги. Прелестная блондинка была близка к отчаянию и, пожалуй, заболела бы или наложила бы на себя руки, если бы не судьба. Эта всевластная богиня нашла, что истинная любовь должна восторжествовать над всеми ложными видимостями, недоразумениями, ошибками и заблуждениями людей и прихотями враждебных сил. Быть может, все объяснилось бы когда-нибудь и само собою, но могло случиться и другое: зеленоглазая ревность могла погубить все намеченные ею жертвы. Как бы там ни было, но судьба послала Веге и еще кое-кому помощь в лице двух бдительных добрых гениев, вполне раскусивших всю суть дела. Этими гениями оказались Сабрина Поуэль и сэр Ричард Уольвейн.

— Не знаете ли вы, моя дорогая, — спросил сэр Ричард у своей невесты, с которою переходил на интимное «ты» только в особенных случаях, — почему ваша сестра совсем не танцевала с Юстесом Тревором? Да я и вообще весь этот вечер не видел их рядом. Уж не случилось ли чего-нибудь особенного между ними?

— Да, кажется, у них произошло какое-то недоразумение, — ответила Сабрина.

— Но по какому же поводу?

— Положим, повод-то есть…

— Вы думаете, что тут замешана ваша экзотическая кузина?

— А вы разве не думаете этого, Ричард?

— Как вам сказать, дорогая Сабрина?.. Положим, она довольно откровенно ведет себя с Юстесом. Но я все-таки не думаю, чтобы мисс Вега имела основание ревновать к ней.

— Почему же?

— Да просто потому, что Тревор нисколько не заинтересован мисс Клариссой.

— Так почему же он так носится с ней весь вечер?

— Спросите лучше, почему она так цепляется за него в нарушение всех правил приличия. Что же касается Юстеса, то он только из вежливости или по какой-нибудь другой причине делает вид, будто ему приятны ее авансы. На самом же деле он любит вашу сестру. Это я знаю от него самого. В одну откровенную минуту он мне во всем сознался.

— Он мог измениться с тех пор. Кларисса очень хороша и умеет привлекать к себе.

— Да, она хороша и привлекательна, но только не для Юстеса. Он не из тех, которых может привлечь каждое красивое женское личико. В Уайтхолле он прослыл за человека с сердцем твердым, как алмаз, и все старания тамошних красавиц тронуть это нечувствительное сердце оказались тщетными. Говорят, это и было причиною того, что ему пришлось уйти оттуда. Он отверг явную благосклонность даже самой важной дамы при дворе, так что и та оказалась против него. Когда такой человек кого-нибудь полюбит, то сомневаться в прочности его чувства нет основания. Юстес Тревор искренне полюбил вашу сестру и никогда не изменит этой любви. Будьте уверены.

— Однако смог же он чуть не в один миг изменить свои политические убеждения, — резонно заметила Сабрина.

— О, это совсем другое дело, и свидетельствует только в его пользу! — воскликнул сэр Ричард. — Он