– Да, – ответила она, – конечно, вернусь.

– Вот и хорошо.

Она посмотрела на меня, и ее темные глаза были здесь, со мной.

– Знаешь, я не могу поверить, что когда-то я тебя не знала… Это чувство такое огромное, будто у него не было начала… и я не могу себе представить, что может… – Она не договорила.

Я не спрашивал ни о чем. Мои объятия становились все крепче; она зачерпнула воздуха и тихонько, в самое ухо, шепнула мне:

– И все же они были очень счастливые…

– Кто, любимая?

– Люди, жившие давно.

– Ты так думаешь?

– Да. Они верили в вечность…

Три месяца «Гея» двигалась в системе Центавра. Подплывающие к нам планеты сначала походили на искры, потом вырастали в светила, заслоняли собой небо и удалялись, овеянные огнем выхлопных дюз корабля. Пилоты цепочкой серебряных фигур спускались с галереи и исчезали в люках ракет. Сколько раз повторялись эти сцены расставания и возвращения – крепкие рукопожатия, грохот включенных двигателей, удар невидимого колокола стартовой катапульты, тишина после отлета, когда оставшимся трудно смотреть в глаза друг другу, и губы, которые шевелятся беззвучно, пересчитывая вернувшиеся из полета ракеты – почерневшие от жара, охватывавшего их при столкновении с густой атмосферой встречных планет.

С Зориным я виделся в те дни редко. Он вместе с другими конструкторами работал над проектом космической станции; первоначальный набросок проекта был сделан год назад, и теперь весь коллектив Тембхары корпел над детальной технической разработкой. Зная, как опасно для ума безделье, и желая быть не только товарищем, но и помощником Зорина, я целыми днями штудировал работы по радиотехнике и восстанавливал знания по кибернетике, полученные еще в юношеские годы. Я не отрывался от трионов, даже когда мы описывали круг около очередной планеты, ни разу не спускался ни на одну из них, но друзья Аметы не забывали обо мне. Уль Вефа первый принес и молча высыпал на мой стол груду искрящихся разноцветным огнем вулканических минералов с планеты, которую ему выдалось посетить. Теупане привез осколок лавы с окаменевшим трехпалым оттиском. Экспонатов этой единственной в мире коллекции набиралось все больше – знак успеха нашего путешествия.

Мы не послали ракеты на две планеты: одна была совершенно пустынной, высокая температура другой – это обуславливалось множеством действующих на ней вулканов – не позволяла людям даже на короткое время задержаться на ее поверхности. Однако снимки, полученные сквозь слои горячих облаков, обнаружили на ней непонятное движение. Из высланных в разведку огнеупорных автоматов вернулось меньше половины. Их сообщения были неясны: нельзя было понять, являлись ли большие членистоногие создания, ползавшие по остывшим вулканическим скалам, машинами, уцелевшими после какой-то катастрофы, или другими небелковыми формами жизни. Напрасно астробиологи настаивали на проведении обстоятельных исследований – все было отложено на будущее время, и «Гея» направилась дальше. Мимо очередной планеты мы прошли ночью, на небольшом расстоянии. Корабль наполнился тонким, проникающим в самые дальние уголки свистом холодильных установок, в которых циркулировал жидкий гелий. В черном звездном небе, подобно бурой прорехе, зиял серп планеты. Телескопы показывали поверхность, покрытую областями трещин, похожих на черных пауков; планета переживала период горообразования, сквозь огромные разломы ее коры вырывались реки тускло пылающей лавы.

Систему солнца А замыкали ледовые планеты типа Нептуна. Удалившись на миллиард километров от их орбит, мы попали в сферу солнца B. Зона его притяжения была свободна от планет. Разбросанные на огромном пространстве, здесь кружили только большие и малые астероиды – остатки планеты, распавшейся тысячи веков назад. По решению совета астрогаторов промежуточную трансгалактическую станцию собирались создать на одном из этих лишенных атмосферы скалистых осколков. В пространстве носились сотни таких тел, поэтому возможность выбора была большой, но избранный планетоид должен был отвечать многим требованиям. Его орбита должна была как можно больше приближаться к кругу, чтобы на своем пути планетоид не слишком удалялся от солнца и не слишком подходил к нему. Она должна была обходить орбиты других тел, чтобы не подвергаться опасности серьезных столкновений; и наконец, должна избегать приближения больших метеоритных потоков, встречающихся на периферии «мусорной свалки двойной системы».

Поиски места для трансгалактической станции продолжались месяц. Обсерватории работали день и ночь. Телетакторы и радароскопы неустанно обследовали пространство. В результате этой «охоты» или скорее «улова» выбор астрогаторов пал на безымянный астероид диаметром около четырехсот километров, обладающий вследствие этого силой тяготения – хотя и незначительной, но достаточной для того, чтобы человек мог передвигаться по нему без опасения улететь в пустоту. По мере того как мы приближались к астероиду, этот осколок, казалось, начинал подмигивать нам острым, вроде бы кошачьим глазом: это значительное колебание блеска было вызвано его быстрым вращением вокруг оси и очень неправильной формой – своими вытянутыми очертаниями он напоминал скорее висящий во мраке горный хребет, чем планету.

«Гея» летала вокруг него две недели. За это время тектонисты подтвердили, что плотность скалы достаточна и обеспечивает ее устойчивость на ближайшие тысячелетия; тогда без промедления началась переброска на поверхность астероида машин, строительных материалов и запасов продовольствия.

Автоматы-строители быстро вгрызлись в скалу и вырыли в ней два круглых котлована. В одном поместилась сферическая бронекамера, снабженная резервуарами для воздуха, в другом – атомный агрегат, который должен был снабжать нас электроэнергией и теплом.

День за днем грузовые ракеты перевозили на астероид сырье и части сборной конструкции, из нее предстояло построить передатчик и локаторную установку будущей станции; наконец последние грузы сложили прямо между скалами.

Мы коротко и просто попрощались с товарищами и сказали близким слова, которые говорятся перед недолгой разлукой. Когда мы с Зориным, одетые в скафандры с откинутыми назад шлемами, спускались на первый путь, где стояла готовая к старту ракета, из-за колонны выбежала девочка и, держа в обеих руках огромный букет белой сирени, остановилась перед нами.

Мы остолбенели, а девочка – толстенькая, маленькая, лет четырех, с косичкой, похожей на мышиный хвостик, и густым румянцем на щеках – не без усилий подняла букет и вручила его Зорину.

– На, – сказала она, – а когда вернешься, будешь нам опять рассказывать сказки?

– Конечно, буду, – ответил Зорин. – Тебя как зовут?

– Магда.

– Кто дал тебе эти цветы?

– Никто, я сама взяла!

Она облегченно вздохнула, довольная, что все так хорошо удалось, и со всех ног пустилась бежать, заметив приближающихся астрогаторов.

Тер-Аконян, Пендергаст и Ирьола, уже не говоря ни слова, пожали нам руки. Зорин первым протиснулся в узкое входное отверстие ракеты и протянул руку; я осторожно подал ему букет и тоже опустил ноги в отверстие люка. Забравшись туда по пояс, я вдруг увидел женщину, стоявшую несколькими метрами выше нас на балконе второго яруса. Это была Калларла. И тогда я на мгновение замер, догадавшись о том, чего никто до сих пор не знал: Калларла ждала ребенка. Ее фигура сохраняла девичьи очертания, но я угадал это по какому-то ее жесту, по глазам, по выражению лица – она словно прислушивалась не к тому, что окружало ее, а к собственному телу, внутри которого ощущались первые движения нового человека.