уж, это время можно провести с большей пользой или удовольствием.

— Ну, тогда не пеняй на Июлию, что она не хочет с тобой иметь никаких дел. Ей нравятся заботливые парни. А ты несчастный ящик не догадался помочь донести.

— Тебе-то откуда знать?

— Я ее друг. И у меня нет предубеждений насчет женской болтовни, — напомнил Витт, раскатывая тесто по столу и ловко вырезая большим стаканом круги.

Рыжий молча наблюдал, как дворф орудует ложкой, раскладывая по будущим пирожкам начинку, одну половину зелени с вареным яйцом, другую — с курицей.

— И с чего же мне, по-твоему, надо начать, о великий знаток женских сердец? — наконец, спросил он с ехидцей.

— С тона, которым ты разговариваешь с людьми и нелюдьми, — нахмурился Витт. — Ты же нормальный, зачем хочешь казаться хуже и противнее, чем есть на самом деле? А что касается земных девчонок, то они любят заботу и внимание, как женщины любого из миров. Вот только надо понять, в чем конкретно выражается забота для каждой. Попробуй для начала, например, подарить цветы.

— Ты шутишь? — рассмеялся Гелиос. — Соколы дарят цветы только женам и невестам. Девушкам, к которым есть самые серьезные намерения. Такими вещами мы не разбрасываемся.

— Надо же, — подивился дворф. — Век живи, век учись. А что вы дарите тем, с кем, хм, просто весело проводите время?

— Драгоценные камни, золото, платья, расшитые самоцветами, шубы из зверей, — рыжий задумался. — Я однажды жеребенка пегаса подарил брату девицы, которая мне приглянулась. У меня в конюшне как раз народились вороные: смешные такие, тонконогие, ласковые… Другой девке привез редкие опалы, которые твой народ добывает только в полнолуние в Ледяных горах.

— Это ж не напасешься сокровищ в итоге, — присвистнул Витт.

— Ну так и я не нищий, — пожал плечами сокол. — Правда, отец возмущаться начал, что я сокровища семейные на баб проматываю, теперь гуляю только на свои. Повелитель щедро платит за службу, много я не потерял.

— И не жалко тебе тратить деньги на таких женщин?

— Мои женщины, кстати, из приличных, просто со свободным от установок мировоззрением. Имеют право, в конце концов. Что же касается денег… Для чего они еще нужны? Дом у меня огромный, слуг пара десятков, конюшня с пегасами, оружие с доспехами самые лучшие. Куда мне еще тратить? Или сидеть, как сквалыга, трястись над богатствами день и ночь? Это же скучно. И потом, мне все время некогда, я в военных походах по несколько месяцев, бывает, пропадаю, и каждый раз не знаю, вернусь или нет. И если не вернусь — кому мне оставлять все эти несметные богатства? А девицы очень украшают эту жизнь, поэтому я рад, что они есть.

Витт только покивал, старательно слепляя края очередного пирожка.

Рыжий зевнул. Досада на фею и командира почти прошла, на кухне было уютно, и уходить отсюда он не хотел.

— А тебе какие девчонки нравятся? — спросил он у дворфа, подперев щеку рукой.

— А смеяться не будешь?

— Не буду, что я, дурак невоспитанный? У каждого свои вкусы, и осуждать их не стоит никому, это же неприлично.

Витт оставил недолепленные пирожки, аккуратно вытер руки полотенцем и достал из кармана блокнот с надетым на картонную обложку карандашом.

— Гиннар когда-то был женат, а его любимая участвовала в боях без правил и часто брала нас с собой. Мне там не нравилось, много крови, драк, сломанных носов и челюстей. Но однажды она взяла нас поболеть за своих подруг на конкурс бодибилдеров, и я в тот день думал, что умру от восхищения. После этого я и начал рисовать.

И дворф со смущением протянул Гелиосу блокнот. Тот открыл, и брови у него едва не полезли на лоб.

— Эммм, — протянул рыжий в растерянности, но сказать что-то социально одобряемое требовала ситуация, и он решился. — Девицы, конечно… интересные. Великое Солнце, да у них же обхват плеча шире моего!

Он перелистнул страницу.

— А у этой челюсть почти как у Рагнара…

— Говорю же — красавицы, каких мало, — вздохнул Витт. — Женщины и сила — самое лучшее сочетание на свете. Я от него в восторге.

— Это точно, таких девчонок в нашем мире и не сыскать, — не покривил душой рыжий. — Даже валькирии им в подметки не годятся.

Он начал листать дальше и наткнулся на еще одну картинку, с пейзажем, изображающим долину под крепостью.

— Он не доделан, — предупредил Витт. — Никак не могу разобраться, что с ним не так, не получается достоверности.

Гелиос взглянул пристальнее.

— У тебя светотень вбок уползла, и штриховка слишком тяжелая для природных изображений. Смотри, как надо, — и карандаш в его пальцах запорхал, оставляя на бумаге следы. — Тут ничего сложного, главное — руку правильно держать. Вероятно, этот карандаш для тебя слишком длинный, потому и не выходит правильно, надо его укоротить.

— Ты умеешь рисовать? — поразился Витт.

— Умею, конечно. Моя матушка раньше преподавала художественные искусства в главной школе Аквиллариума. Не за деньги, конечно, ради благодетельности. Считается, что писание картин украшает жизнь не только мастера, но и того, кто на эти картины любуется. А я не любил сложные и скучные изображения, вот комиксы человеческие — это да! — рыжий тихо рассмеялся. — Мы с ребятами, будучи еще в учебном отряде, нарисовали как-то комикс про Рагнара, убивающего упырей десятью разными способами. Получилось смешно, вся казарма животы надорвала. А Рагнар почему-то обиделся, и мы потом три дня зерно перебирали…

Гелиос отложил блокнот в сторону и взялся за кружок теста, ловко скрепляя его края в косичку.

— А еще я умею лимонный пирог делать. Дядька мой почти тридцать лет назад забрал из вашего мира женщину, которая была при смерти, и женился на ней. У них быстро родились близнецы, а за мной как раз некому было присматривать, нянек в доме родителей я выводил из себя, а в учебный отряд по малолетству не брали. Я и жил у дядьки почти три года. И тетушка Анна все время готовила мне лимонный пирог, который больше ни у кого не получался — ни у мамы, ни у стряпух наших. Пришлось самому научиться, — продолжал он говорить за работой.

Витт не сводил с него внимательного взгляда.

— Почему ты Июлии не рассказывал про это все? Про пироги, про конюшню свою с жеребятами, про рисование. Это же интересно, по-настоящему интересно, и раскрывает тебя с лучшей стороны.

— Да ну, — отмахнулся сокол. — Никому из девиц интересно не было, а теперь вдруг что-то изменится?

* * *

Закат раскрашивал небо разноцветными полосками. Рыжая, красная, малиновая, синяя, они плавно перетекали