Я все жду, когда найдется светлая голова в администрации президента, которая внесет обоснованное предложение направить в столицу каждого «субъекта» представителя (посла) центра. А то получается перекос…

* * *

В начале 1998 года меня стали уговаривать принять участие в создании общественного объединения «Калина красная» и возглавить журнал под таким же названием. Имелся в виду ежемесячник для всех, кто связан с системой «преступление — наказание». Предполагались хорошая бумага, обилие иллюстраций, жанровое разнообразие.

Я долго отнекивался, поскольку уже понял: жизнь портят подчиненные. Без подчиненных я отвечаю только за свои глупости. Наличие подчиненных включает в рамки моей ответственности глупости чужие. Власть и (или) деньги могут компенсировать возникающий дискомфорт. В конце концов меня соблазнили. Не властью, конечно, а зарплатой. Я не был избалован, и 2000 долларов меня устроили. 1 июля контракт был подписан[30].

Потом — кризис, и все повисло. Но какие-то инерционные движения продолжались. 14 октября я удовлетворял любопытство читателей «Литературной газеты»:

«Граждан нашей любимой страны можно разделить на две большие группы. К первой отнесем тех, кто сидит (нынче их чуть за миллион), кто сидел (их существенно побольше) и кто будет сидеть (непредсказуемо). Ко второй — тех, кто не сидел, не сидит и не будет сидеть, но так или иначе ощущает присутствие первой группы. В общем, как писал Маяковский, „деточка, все мы немножко лошади…“.

Соображения примерно такого рода привели к выводу, что было бы полезно (в крайнем случае — не бесполезно) создать некую „как бы“ структуру, которая „как бы“ помогла обеим группам лучше увидеть нашу жизнь в указанных координатах и тем самым способствовала бы решению проблем, накопившихся и в местах не столь отдаленных, и на стыках этих мест с зоной свободного проживания.

Задача двоякая. С одной стороны, привлечь внимание общества к положению дел в так называемых „исправительных учреждениях“ (тюрьмы, колонии и т. п.). А со стороны другой, попробовать помочь этим людям (при всей их вине перед обществом), облегчить их участь, помочь им вернуться к нормальной жизни…

Возможно, есть оттенок нахальства, авантюризма начать раскручивать новый проект, когда кризис, когда везде сворачиваются, сокращаются, съеживаются. Нас оправдывают три обстоятельства. Первое: дело было задумано задолго до кризиса. Второе: кризис рано или поздно кончится. Третье: мы оптимисты.

И последнее. Почему я говорю об этом? Потому что мне предложили и я согласился стать главным редактором журнала „Калина красная“. Долго думал. Ведь не первая, а пятая молодость уже. И все же решил попробовать. Во-первых, интересно. Интересно начинать новое дело. Во-вторых, меня дважды выбирали народным судьей, то есть я как раз занимался перемещением лиц из второй группы в первую. Так что тематика знакомая. В-третьих, в нынешних условиях лишняя зарплата является далеко не лишней. Такие дела».

К сожалению, наше нахальство не помогло. Стучались в разные двери. Все всё понимали, но денег не было. А когда в мир иной ушел главный мотор проекта, главный добытчик и главный энтузиаст Михаил Григорьевич Каневский, «Калина красная» ушла вместе с ним.

* * *

И раньше, при советской власти, и тем более теперь я не был плотно завязан на всякие внутриредакционные разборки. Но они шли. Газету лихорадило. Васю Захарько обкладывали со всех сторон. Неожиданно его первый заместитель Николай Давидович Боднарук просыпается политическим обозревателем, а в качестве заместителей главного появляются «братья-разбойники». Так были обозначены Валерий Александрович Фаддеев, пришедший к нам из журнала «Эксперт», Александр Николаевич Привалов, из «Эксперта» же, и Рустам Мустафаевич Арифджанов, изъятый из журнала «Столица».

Я не был знаком с творчеством «братьев». Наверное, каждый на своем месте был классным профессионалом. Не знаю, не могу сказать, чувствовали ли они газету вообще, но «Известия» они не чувствовали. Пришли с задачей — улучшить «Известия», сделать их современными, прибыльными. Довольно быстро написали нечто вроде манифеста: «Некоторые концептуальные предложения по содержанию газеты». Ставилась цель — превратить «Известия» в «мировую газету». При этом она же должна стать «новостной газетой», «репортерской газетой», «немосковской газетой», «человеческой газетой» (всем отделам предписывалось к 15 июня составить список ИЗВЕСТных людей, действия которых газета будет регулярно отслеживать и освещать), «развлекательной газетой» (если фельетон, то не в жанре советского, а непременно французского или российского дореволюционного плюс «столичные штучки от Кати Метелицы»), «газетой обозрений», «газетой мнений» (и мнений обозревателей тоже), «лаконичной газетой» и, наконец, «интересной газетой».

Было стыдно за взрослых людей, которые не стеснялись давать другим взрослым людям читать свое сочинение. Не имеющее ничего общего с реальной жизнью реальной газеты. Возможно, где-то оно обсуждалось. Меня не приглашали.

Мощные импульсы к «улучшению» газеты шли и с другой стороны. Под эгидой Кожокина возникла газета «Русский телеграф» («средство немассовой информации», как говорили сами «телеграфисты»). Газета не пошла. Провалилась. И тогда возникла грандиозная идея: соединить «Русский телеграф» с «Известиями» и тем самым реанимировать последние. Журналисты, завалившие «Русский телеграф», пришли поднимать «Известия».

В соединении этих изданий был для «Известий» большой плюс — кардинальное обновление технической базы, компьютеризация редакции. Это было здорово, облегчало работу, избавляло от ненужной беготни, помогало быстрее добираться до нужной информации. Но газету пока делают не компьютеры, а люди. Перемешивание известинцев и «телеграфистов» шло с трудом. Пользуясь поддержкой начальства, последние постепенно выдавливали первых.

Разрушались известинские традиции. Мы привыкли раз в две недели собираться для творческого разговора о содержании газеты. Разговора нелицеприятного, так как доставалось всем. И разговора полезного, ибо он делал каждого участником общей работы. Пытались возобновить эти «летучки». Но они утратили смысл, потому что пришедшие журналисты не хотели «обижать» друг друга, а начальство, как можно предположить, боялось будить активность «наемной рабочей силы».

4 ноября 1998 года в «Литературной газете» появилось интервью с главным редактором газеты «Известия». Главный тезис Кожокина: нам денег никто не даст, мы должны их сами зарабатывать. «Отсюда проистекает множество следствий. Одно из них — невозможно далее сидеть поодиночке в огромных кабинетах, пить чай, курить трубку, смотреть в окно и думать о вечном. Нужно бегать. И самое главное — нужно успевать думать на бегу. И нужно успевать писать…»

Самый огромный кабинет в «Известиях» принадлежит Кожокину. Он сидит там за столом и не бегает. Соответственно, и думает сидя. «Отсюда проистекает множество следствий». Тот, чья профессия — зарабатывать деньги, вполне может не бегать и сидеть поодиночке. Потанин же не бегает. Или — Алекперов. Выходит, по Кожокину, бегать должен тот, чья профессия писать. Ему же рекомендуется сидеть не в отдельном кабинете, а в кабинете, так сказать, «коммунальном», в кругу себе подобных. Начинаю рыться в памяти. Был знаком со многими известными журналистами — и у нас, и даже там, «у них». И никто из них не работал «по Кожокину». Сидели в своих кабинетах, пили — кто чай, кто кофе, кто еще что-нибудь, курили — вплоть до сигары! Смотрели черт знает куда. И писали. Неплохо писали. Не всегда быстро, но всегда серьезно.