* * *

Германия и Япония — как водка. Пьешь, мозги вертятся вокруг перемещенных ценностей или «северных территорий» и вроде легче становится, оттягивает как-то. Перестал, переместился из дальнего зарубежья в ближайшие к Москве окрестности, в наши родные «регионы» — и опять болячки болят. Куда ни посмотришь, везде выпирают острые углы нерешенных и — вот тут боль и беда! — нерешаемых проблем. Одна из главных — кризис федерализма.

Приглядимся к основным понятиям.

Конфедерация — это объединение суверенных, независимых государств. До XXI века конфедерации не дожили. Напоминают конфедерацию Объединенные Арабские Эмираты.

Федерация объединяет политические образования (республики, штаты, провинции, кантоны, области, земли), которые не обладают суверенитетом, не рассматриваются как субъекты международного права. Федераций довольно много: США, Канада, Мексика, Бразилия, ФРГ, Швейцария, Австрия, Индия, Нигерия, Малайзия. Есть и другие.

Субъекты федерации, повторяю, не суверенны. Они не имеют права выхода из федерации. Они не обладают верховенством на своей территории и не должны препятствовать применению федерального права. Единое социальное, экономическое, правовое пространство — непременный признак федерации. Во всех федерациях к ведению центра относятся организация федерального устройства, обеспечение территориальной целостности, оборона и безопасность, внешняя политика, определение объема прав и свобод граждан.

Начало российского федерализма можно датировать августом 1990 года. Тогда раздался призыв Ельцина: «Берите столько суверенитета, сколько сможете взять». И взяли. По тем смутным временам взяли сколько могли и еще немножко. С тех пор аппетит на «суверенитет» не проходит. Раздаются голоса, требующие создания новых субъектов федерации. Почувствовав слабину Москвы, региональные элиты продолжают — вопреки интересам государства, федерации — рваться к власти и собственности.

Выступая в «Известиях» 4 августа 1998 года, я отмечал, что власти субъектов федерации сплошь и рядом выходят за рамки своей компетенции, нарушают федеральные законы, не считаются с федеральной Конституцией, стремятся проводить свою, отличную от центра, политику.

Типичный пример — «национальная политика» губернатора Краснодарского края Н. И. Кондратенко, проводимая под лозунгом «Кубань для кубанцев!».

Конституция Республики Тыва предусматривает право выхода из состава Российской Федерации. Конституция Республики Татарстан объявляет республику «субъектом международного права». Конституции Коми, Башкортостана, Якутии предусматривают возможность самостоятельного проведения внешней политики.

Москва пытается отрегулировать свои отношения с субъектами федерации при помощи сомнительной, на мой взгляд, практики подписания специальных договоров и соглашений между центром и регионами. Эти документы часто имеют случайный, зависящий от политической ситуации и личностных факторов характер. Они разноплановы по содержанию и усиливают асимметрию федеративных отношений. Они дают основание субъектам федерации претендовать на равноправие с федеральным центром.

Происходит своеобразная феодализация страны, во многом связанная со своеволием, самовластием региональных князей и бояр, заменивших бывшую партийно-советскую номенклатуру. А Москва или молчит, или говорит шепотом. Здесь сказываются и общая слабость, часто бессилие федеральной государственной машины, и отсутствие четких представлений о желательной модели демократических федеральных отношений. Все тонет в беспринципных, так сказать, разовых компромиссах между бюрократией Москвы и регионов. В обмен на лояльность региональные лидеры нередко получают свободу рук, «право» на самостийность, на свою политику в пределах своего «феода».

Жизнь требует создания продуманной стратегии укрепления федерализма, которая включала бы в себя четкое распределение компетенции между центром и регионами, правовое равенство, равноправие всех субъектов федерации, безусловное соблюдение федеральных законов на всей территории федерации.

Завершая статью, я писал, что такой стратегии пока нет и не чувствуется политическая воля ее создать. «Политика поглощена политиканством. Время и энергия уходят в дворцовые и околодворцовые интриги, выяснение отношений, разработку предвыборных ходов и комбинаций. Какая уж тут стратегия! Кризис федерации — следствие кризиса власти. Чем дольше тянется полоса неуверенности, колебаний, непредсказуемости, тем больше оснований для пессимизма. И все же я убежден, что Россия справится с обрушившимися на нее бедами, что наша Федерация выстоит. С доказательствами трудно. Но есть вера. А это уже много».

Как и положено при нашей демократии, есть свобода критиковать, но есть и свобода не обращать внимания на критику. Из появлявшихся в прессе критических материалов можно было составить библиотеку. Но ничего не менялось. Или менялось, но в худшую сторону. В ноябре 1999 года Государственное собрание Башкирии запретило показ в республике программ С. Доренко и Н. Сванидзе. Это было вызывающее нарушение п. 5 ст. 29 Конституции: «Гарантируется свобода массовой информации. Цензура запрещается». Но вместо того чтобы квалифицировать действия Уфы как антиконституционные, Москва стала играть в поддавки.

Моя статья называлась «Штормовое предупреждение» (30.11.99). Я писал, что наиболее остро, кричаще кризис федерализма проявляется в Чечне.

«В других случаях кризис федерализма имеет стертые, расплывчатые формы. Независимости не требуют. Не стреляют. „Просто“ не выполняют „московские“ законы. Вводят свои порядки в экономике и политике. Подминают газеты, телевидение, радио. Постепенно делают федеральную вертикаль, и так еле дышащую, еще более слабой, эфемерной, пустой.

А мы как бы привыкаем к такому положению вещей. Федеральный центр делает вид, что ничего не происходит. А если думать о перспективе, о будущем России, это, пожалуй, опаснее, чем Чечня. С этой точки зрения сигнал, пришедший из Уфы, полезен. Демонстративное пренебрежение Конституцией России — это своего рода штормовое предупреждение. Предупреждение о том, что сохранение федерации требует действий. Не очередных временных полумер, а решительных действий. Пока не поздно».

Я не уверен, что сменивший Ельцина Путин имел цельное представление о стратегии федерализма. Но сработала интуиция, так сказать, политический спинной мозг. Путин начал с укрепления властной вертикали. «Великолепная семерка» встряхнула федерацию, одернула зарвавшихся регионалов. Сделано важнейшее дело. Но это еще не стратегия. Нужны ли и дальше генерал-губернаторы, сверх-губернаторы? Пока выручают. Катастрофы и всякие ЧП — глядишь, а путинский комиссар тут как тут… А без ЧП? Без ЧП получаются дополнительные и никому, кроме «генерал−» и «сверх−», не нужные центры кучкования чиновничества.

Недоумение вызывают нынешний Совет Федерации, порядок его формирования и его состав.

Готовый сюжет для учебного пособия по размножению бюрократии — наличие в Москве представителей (послов!) всех субъектов федерации. Каждый — в хорошем чине, с аппаратом (чаще — с аппаратиком), с апартаментами, с машиной, а то и двумя. Зачем? Проталкивать интересы своего «субъекта» и привечать в Москве своего губернатора.