Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зимой и весной — на отопление. Сами ведь знаете наш питерский климат.
— Ленинградский, Николай Михайлович, ленинградский.
— «Питером» он был два века с лишним. А Ленинградом — ещё и пятидесяти лет не прошло. Так что я уж булу называть, как привык, ладно? А подобную раскладку вы уж сделайте для нас, будьте любезны. Всегда полезно знать, куда свет даром уходит.
Полковник вздохнул.
— Николай Михайлович. Да поймите ж вы наконец, что, желай я дать делу ход, я б совсем иначе с вами бы разговаривал? Совсем иначе и совсем не здесь. Я не верю, что вы — шпион. Способы работы этого контингента совсем иные. Даже отщепенец Сахаров — кто угодно, антисоветчик, диссидент, но не шпион.
— Так скажите уже, наконец, прямо! — не выдержал профессор.
— Прямо… ну что ж. Прямо так прямо. Вы, товарищи, научная группа профессора Онуфриева, совершили, судя по всему, некое выдающееся открытие в области физики, настолько фундаментальное, что оно способно совершить если не переворот в науке, то, во всяком случае, вызвать немалое сотрясение основ. Но, по каким-то причинам вы решили скрыть от нашего государства своё достижение. Возможно, связывая это с вашим белогвардейским прошлым, вы не хотели усиливать мощь Советской державы. Возможно, считали, что на основе этого открытия можно создать какое-то страшное оружие — многие западные учёные, да и наш, увы, академик Сахаров, как известно, разочаровались в том, что работали над ядерной программой. По их мнению, военный атом слишком могущественен и потому его нельзя доверять политикам. — «Петров» перевёл дух. Стало заметно, что он волнуется. — Очевидно, вы разошлись во взглядах с Сергеем Никаноровым, вашим бывшим учеником. Разошлись в каких-то деталях, в главном же вы оставались союзниками — СССР, считали вы, не должен получить результаты вашего труда. Меня это, признаться, крайне огорчает.
Все молчали. Мария Владимировна лишь всё сильнее стискивала Юльке плечо.
— Так или иначе, но вы смонтировали некую установку у себя в подвале. После сообщения гражданина Никонова, вы её оперативно разобрали, в спешке забыл убрать или как следует замаскировать силовой кабель. Вы также недоучли разницу в расходе электроэнергии. Вы, Николай Михайлович, вообще отнеслись к нашей организации с неуместным для учёного вашего уровня пренебрежением. Вы уверовали, что мы удовольствуемся пустым подвалом и не станем копать дальше. Вы ошиблись. Как вы понимаете, я очень легко могу «слепить» дело о шпионаже, измене Родине и так далее. Да-да, не удивляйтесь, что я использую слово «слепить». Есть ещё отдельные недостатки и в наших органах, погоня за показателями… Но ничего «лепить» я не хочу. Я хочу, чтобы открытие ваше служило моей — и вашей — Родине. Да, над ней не трёхцветный флаг. Но Кремль всё тот же. Нева, Петропавловка, Эрмитаж и… да всё остальное! Неужто для вас настолько значимы фантомы далёкого прошлого?
— Да что ж мы такого могли тут изобрести? — пожала плечами Мария Владимировна. — Все наши отчёты у вас есть. Схему вот этой вот установки мы вам давно передали. Вы должны были уже получить справку о том, что на ней можно делать и что нельзя. Где же мы, по-вашему, «ведём секретные работы», если воображённая вами машина из нашего подвала, как вы сами сказали, «разобрана»?
— Машин может быть не одна. Каковы бы ни были ваши разногласия с Никаноровым, однако он, судя по всему, вёл свои собственные исследования, аналогичные вашим.
— Мы вам поняли, гражданин полковник. — Профессор поднялся. — С вашего позволения, мы все отправимся по домам — мы же не под арестом, не так ли? — и обдумаем вами сказанное. Хотя вы так и не сказали нам, что ваши эксперты смогли вынести из представленных схем нашей лабораторной установки — мы попытаемся вам помочь. Хотя бы в случае с исчезновением Сергея Нифонтова.
Полковник поколебался, затем кивнул.
— Хорошо. Я вам верю. Думаю, что послезавтра мы сможем продолжить эту беседу.
Юлька осторожно заглянула Марии Владимировне в глаза. Они казались сейчас совершенно ледяными.
Юльке сделалось вдруг очень, очень страшно.
1 «Путешествие к предкам» (1970) — пятая и заключительная книга из научно-популярного цикла для школьников «Книги знаний» Александра Свирина (Михаил Ляшенко был соавтором первых двух). Автор и его одноклассники зачитывались этими произведениями. Добыть их в школьной библиотеке было практически невозможно.
Глава XIII.1
Последний штурм
Москва кипела вокруг Михаила Жадова и он вдруг подумал, насколько ж ему, питерскому рабочему, тут неуютно. Москва хотела торговать, хотела богатеть и не хотела воевать. Ну, не вся, конечно же, но в немалом числе. Все эти лавочники, охотнорядцы, купечество, мелкие мастеровые, хозяйчики, кто лобызал портрет бывшего царя на совсем недавно отмечавшемся трёхсотлетии дома Романовых — все они были врагами революции, Его, Михаила Жадова, революции.
И пусть революция эта перестала ему верить, пусть лишила начдивовских петлиц, отобрала командование — ему было всё равно. Потому что всё сознание его сейчас занимала одна-единственная мысль.
Что с ней?! Неужели и впрямь расстреляли, мёртвую в какой-то поганый ров скинули?!
Он думал об этом неотступно. Ночью просыпался с криком, потому что в пугающе-ярких снах она стояла у расстрельной стенки, а целый ряд холёных офицеров в парадной форме целились в неё из винтовок, готовые дать залп.
А потом — в тех же снах — вместо офицеров расстреливала её команда чекистов в вечных их чёрных кожанках.
Он ни на йоту не поверил Тимофею Степановичу. Не вчера родился, чай. Оговоры, клевета, подсиживание — они сразу не уйдут, даже при самой справедливой власти. Пережитки прошлого, что поделать. Так что он не удивлялся, не осталось вообще ничего, кроме холодной и неуклонной решимости.
…«Они» могут мне не верить. Могут лишить «чинов» — да и плевать, тоже мне, понавыдумывали новоявленных «благородий», «начдивов» да «комбригов», ну чисто в старой армии. Обойдёмся! Чай, в отряде у него никаких званий не было, а имелись просто бойцы, ну, и он сам, комиссар Жадов. Который отряд этот собрал, сколотил, вооружил, превратил из толпы в воинскую часть. Так что никакие заседающие в Смольном шишки ему, Михаилу Жадову, не воспретят защищать его Революцию так, как он посчитает нужным.
Он должен найти свой полк. Там сейчас за командира Яков Апфельберг — у него, конечно, ветра в голове хватает, но за народное дело Яша дюжине царских псов глотку перегрызёт. Несмотря на предосудительную, конечно, но по-человечески понятную склонность поваляться в постельке с красивой казачкой