– Да-а, – Алиса тёрлась зарёванным лицом о её плечо, – он тоже обещал, а его нет и нет.

– Вернётся, рыбка моя, зайчик мой.

Она целовала, успокаивала Алису и словно заговаривала, заклинала судьбу.

– А когда?

– Осенью, – и Женя повторила его слова. – Когда трава пожухнет.

– Это как? – Алиса ещё всхлипывала, но уже тише.

– Он телят пасёт. Когда трава станет жёсткая, невкусная, он и вернётся.

– Она и сейчас жёсткая. И жжётся.

– Это ты крапиву тронула, – засмеялась Женя. – Она всегда жгучая.

Она успокоила и уложила Алису. Быстро закончила с вечерними делами и легла. Её время. Когда она закрывает глаза и видит Эркина. Только если раньше ей было нечего вспоминать, кроме ночи в Паласе, то теперь – она улыбнулась – теперь у неё большой выбор. И ночей, и дней. Яркий душный день, когда с раннего утра и до сумерек во дворе звенела пила и ухали топоры. Когда он с Андреем за день сделали столько, что ворчливый, вечно всем недовольный старый брюзга и отставной майор из пятого номера одобрительно высказался о них. Правда, одобрение вылилось в осуждение русских, которые своим дурацким освобождением лишили кого-то таких рабов. Она даже растерялась, не зная, как реагировать, и промолчала. И вечер, когда он, весь мокрый, бледный, выложил на стол свой первый заработок и робко спросил.

– Это очень мало, да?

И как всё чище и правильнее он говорил по-русски, стараясь не коверкать, не искажать слова. Ну, а по-английски он так говорит, что кое-кому из белых стоит поучиться. И как он, чудак, стесняется своих рук. Сверху ладонь узкая, с длинными тонкими пальцами, ну, не совсем узкая, а точно по пропорции, а вот ладонь покрыта как коркой из мозолей. Нашёл чего стесняться. Даже вазелин брал. Правда, всего два раза. Потом бросил заниматься этим. Надоело, или просто сообразил, что это ей ни к чему. Он же всё для неё делал. Ёжик колючий. Чуть что, опустит голову, глаза. Не трогай его и всё тут.

Женя потянулась в полусне, провела руками по телу. Шесть лет она ждала его. Сразу, ещё тогда знала, что прощается навсегда, но верила и ждала встречи. У неё даже был безумный план. Накопить много-много денег и откупить его. Безумная затея. У неё никогда не будет столько денег. Ей как-то случайно, по другому поводу, назвали цену на спальника, и она ужаснулась. Совершенно нереальная, невозможная для неё сумма. И где она его найдёт? И как? Номера его она не помнит. А имя… рабу не положено имя, он доверил ей своё имя как самое дорогое, как единственное своё достояние, и она, что же, выдаст его? И… и как она его купит? Один раз в мечтах она это представила. Она приходит на рабские торги, видит шеренгу полуобнажённых – на торгах строго следили за приличиями – мужчин, видит его и… и, тыча в него пальцем, говорит: «Я его покупаю», – так что ли? И как она после этого поглядит ему в глаза? Он не может, не должен быть рабом. Она же в Палас после этого раза ни ногой. Хотя ей говорили девочки, что раз ей так понравилось, то можно сразу заказать определённого спальника. А номера не помнит, так это пустяки, в каждом Паласе есть каталог-реестр. Другое дело, что спальников часто меняют. Нет, она не смогла. И какое же чудо, что они встретились. Он вернётся, он сказал, что вернётся, что хочет вернуться, значит, надо ждать. Больше ей ничего не остаётся. Только ждать.

Имение Джонатана Бредли

Фредди уехал на рассвете. Оставил своё одеяло, мешок.

– Дня два, парни, – он торопливо пил рабское кофе, явно не замечая вкуса. – Если задержусь, захватите моё на перекочёвку.

– Хорошо, сэр, – кивнул Эркин.

– Не боись, не потеряем, – ухмыльнулся Андрей.

– Себя не потеряйте, – огрызнулся Фредди. – С русскими не задирайтесь.

– А чего задираться? – пожал плечами Эркин. – Мы сами по себе, сэр.

– У них оружие, – вздохнул Андрей.

– Дурак, – Фредди сердито посмотрел на него поверх кружки. – Если бы в этом всё дело, я бы вас за два дня стрелять обучил, дал бы по кольту с сотней патронов, и хрен вас возьмёшь тогда. У них власть. А с властью не спорят. И не задираются.

– А что делают, сэр? – с интересом спросил Эркин.

– Кто что, – Фредди допил кофе, осмотрел и убрал в кобуру кольт. – Кто драпает, кто отсиживается, а кто приспосабливается. Сам себе выберешь.

– Хорошо, сэр.

– Всё, парни. Если что… ладно, – Фредди вскочил на ноги, привычно шлёпнув ладонью по кобуре, и убежал к лошадям.

Когда стук копыт его Майора затих, Андрей со вздохом облегчения расстегнул и снял рубашку.

– Фу-у, хорошо-то как.

– Посиди пока, – Эркин взял ещё лепёшку. – На пастбище приедем, оденешься.

– Чего это?

– Граница рядом. Глазеть глазеют, а языки там у многих лёгкие.

– Ясно, – помрачнел Андрей.

Эркин быстро посмотрел на него.

– А то, оставайся, я и сам управлюсь.

Андрей ответил беззлобной руганью. Эркин только усмехнулся в ответ.

– А здорово ты его с плетью вчера, – Андрей засмеялся воспоминанию. – Я думал, он врежет тебе.

– Я тоже думал. Только сам знаешь. Раз замахнулся, два замахнулся, на третий ударит. А тогда что… тогда только нож доставать. Терпеть хватит. Натерпелся.

– А он смолчал.

– А мы нужные ему, – просто ответил Эркин. – Думаешь, чего он нас всю неделю так обхаживал? Расу свою терял. Он за другое боялся.

– Что ты с теми, из резервации, договоришься?

– А чего ж ещё? – Эркин встал, собирая посуду. – А теперь русские, он их боится, пожалуй, побольше нашего. Мы ему прикрытием здесь. На дневке сядем, расскажу, чего мне этот русский плёл.

– Так ты что, – лицо Андрея расплывалось в хитрой улыбке, – не всё сказал?

– А на хрена я ему буду всё говорить? – Эркин зло рассмеялся. – Надзиратель он надзиратель и есть. Задираться не надо, а помнить кто тут кем…

Андрей заржал.

– Это точно! Охранник проворуется, кримом станет, а всё равно охранюга!

– То-то. Ну, давай по-быстрому, – Эркин прислушался. – Подлюга колготится. Ну, обломаю я ему рога!

…Они уже перегнали бычков на пастбище у границы, и Андрей подъехал к Эркину.

– Завтра смещать будем, – Эркин оглядывал луг. – Передержали здесь.

– Угу, – согласился Андрей.

Подъезжая, он натянул рубашку, застегнул манжеты, но оставил открытой грудь.

– Сдашь им Фредди? – тихо спросил он.

Эркин мотнул головой.

– Не за что. Да и… у беляков свои дела. Ссорятся – мирятся. Лучше не лезть. И ещё. Фредди не дурак и многое видит. Его прижмут, он