Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Половину не понял из того, что она сказала, — выдохнул Талатёнков. — А ну, Карпенко, переведи. Ты ж говорил, что украинец…
Карпенко спрятал глаза и отвернулся.
— Я украинец… — глухо ответил он. — Да только попадись мне эти гарны хлопцы в пятнистых одежках… я им…
Фраза его оборвалась.
— И ты бы, Телок, заткнулся, — сплюнув, сказал Жила.
Андрей, после минуты тягостной тишины, поднялся на ноги.
— Агнешка, а немцы давно на хуторе появились?
— Тры дни як воны на фармие… Нациски… Три танка… Ти вси нимцы… А з ними ще галици… Ти — на двох мотоциклах… 3 Гончаривци пржибыли…
— Идти надо… Похоже, что в Гончаровке у них главная база, — произнес Андрей.
Женщина закивала головой часто-часто, с жаром повторяя:
— Так, так… так то йесть…
Штрафники молча, без понуканий и задержек, выстроились в цепь вслед за Агнешкой. Она снова ступила в болото первой, осиновым шестом нащупывая тропинку.
Бойцы группы выбирались на твердую землю под грохот бомбовых взрывов. Бомбежка продолжалась уже около получаса.
— Вот утюжат, — в восхищении приговаривал Талатёнков.
— Так их, гадов… — скрипя зубами, подтверждал Карпенко. Его, после передышки на островке, будто подменили: два раза поднимал оступившуюся Агнешку из трясины и все время старался помочь ей, но уже без всяких обжиманий и намеков, предупредительно и с самым серьезным выражением лица.
У всех в глазах горели угольки черной ненависти. По глазам бойцов Аникин видел, что рассказ Агнешки на всех произвел впечатление. Кто знает, у кого из его штрафников жены, сестры и матери оказались на оккупированных землях, «под немцами»?
Теперь, выкарабкиваясь из болота, каждый думал свою горькую солдатскую думу о том, что его, мужика и защитника, не было рядом, когда его защита была очень нужна. Вся эта горечь замедляла ход крови в жилах, делала ее тяжелее. Вся эта тяжесть скапливалась в кончиках пальцев, и руки, тяжелея гневом и ненавистью, хотели только одного: скорее добраться до мерзкого фашистского гада, тисками сцепить пальцы на его горле и душить, душить, душить… Давить до тех пор, пока его мерзкие конечности не перестанут дергаться в предсмертной агонии…
— Далеко еще до села, Агнешка? — спросил Андрей.
— Тутай, на взгорцу[9]… — махнула рукой вперед Агнешка.
Авиаудар наносили намного дальше, чем казалось с болота. Со стороны, откуда шли штрафники, на северо-запад ушла еще одна партия штурмовиков и бомбардировщиков. Их сопровождали истребители. Они все шли на низкой высоте, исчезая за пологой возвышенностью, которая начиналась сразу за болотом.
Андрей решил остановиться на короткий привал. Отдыхать отказывались, но Аникин приказал перекурить ради Якима. Даже не из-за него самого, а из-за тех, кто помогал его тащить. Мадан совсем выбился из сил, выволакивая раненого из трясины. Яким уже сам понемногу перебирал ногами. Силы возвращались к нему на глазах.
— Ну и живучий же ты, Яким… — восхищенно заметил Жила, наблюдая, как тот с жадностью накинулся на консервную банку тушенки. Не выдержав этого зрелища, Жила — достал из рюкзака и свою банку.
— Это все Агнешка… Руки у ней — знахарские… — со знанием дела ответил штрафник, уминая мясо и жир прямо с кончика ножа. А потом добавил, ухмыляясь: — Сибирская порода — живучая… У нас в тайге так, Жила, заведено: пошел на медведя, в честной схватке жизнь его забрал, так к тебе его сила переходит. Усек? А на хуторе мы с командиром хорошо похозяйничали. Сколько немчуры выкосили… Правда, товарищ лейтенант?
Аникин не ответил. Ночная вылазка снова яркими вспышками высветилась у него перед глазами, заслонив серую картинку предвечерних сумерек. Им этой ночью чертовски повезло…
— Э, Яким, если ты таким макаром будешь у фашиста души забирать, так к концу войны бессмертным станешь, — рассудил Талатёнков.
— А ты, Телок, мои души трофейные не считай. О своей душонке пекись, — вмиг зло ощетинился Яким.
— Эх, парни! — со знанием дела выдохнул Жила. — Одно знаю: на зоне ты или на фронте, а вся твоя душонка — в тушенке.
— А ты не торопись, Жила, живот набивать… — отозвался Карпенко. — Мы сейчас в бой полезем. А туда с полным брюхом идти нежелательно.
— Это почему? — спросил Мадан, отлеживаясь без сил на мокрой земле.
— А потому что, не дай бог, пуля в кишки к тебе залетит. Если в брюхе ничего, окромя душонки, не будет, у тебя будут шансы, вот как у Якима, выкарабкаться. А если в брюхе вместо душонки будет тушенка, дело плохо. Считай, что ты не жилец. Понял, Жильцов.
— А ты меня на понял не бери, — с угрозой отозвался Жила. — Это ты в бой торопишься, а я не тороплюсь…
Раскурив одну самокрутку в две затяжки на шестерых, группа поднялась на ноги. Вперед выдвинулись Аникин и Карпенко. Они крадучись поднялись на холм и залегли. Село начиналось сразу, метрах в тридцати, за оврагом, заросшим крапивой и лебедой. Хаты стояли как-то вразброс, повернувшись к ним тыльной стороной, и этой россыпью, по пологому, волнообразному склону уходили вниз и влево. Немцев отсюда было не видно.
— Разведать надо, командир… — со знанием дела заметил Карпенко.
Андрей молча вслушивался и всматривался в то, что происходило в селе. Вдруг издалека, с противоположной окраины, донесся рокот танкового двигателя. Бойцы переглянулись, не сговариваясь.
— Похоже, что Агнешка правду говорила про немцев-то… — шепотом сказал Аникин. — Им эта часть села неинтересна. С этой стороны болото, они думают, им отсель ничего не угрожает. Но все равно ты прав, Николай… Разведка тут просится. «Языка» бы нам раздобыть, чтобы наобум не соваться…
— Разрешите, товарищ командир… — с жаром, так же шепотом отозвался Карпенко. — Я приведу вам «языка».
— Подожди, одному тебе нельзя идти. С Жильцовым пойдешь… — сказал Андрей.
— Да хоть с чертом… — не унимался Карпенко. — И это… еще одно…
Он вдруг умолк и отвернулся.
— Это… не хотел я… обидеть ее… Не хотел…
— Ладно, Николай, — ответил Аникин. — На войне думай о бое, а не о бабах. О бабах после победы подумаешь…
— Эх, командир, один раз живем… — вдруг весело отозвался Карпенко. — Есть провести разведку и взять «языка». Это мы — на раз, это мы — мигом…
Жильцов уползал вслед за Карпенко хмурый, всем своим видом показывая, что в разведку соваться у него нет никакой охоты.
— Да-а, Жила явно не горел желанием на фрица лезть… — прокомментировал Телок, дождавшись, когда оба разведчика скроются в зарослях оврага.