– Что ж вы не предлагаете мне свое сердце? – насмешливо спросила девушка.

– Потому что оно уже принадлежит вам, и вы это знаете.

– Неправда! Потому что его у вас нет! – с этими словами Маринелла стремительно покинула комнату, оставив графа наедине с тяжелыми мыслями.

Поздно ночью Маринелла стояла у окна своей комнаты, слушая протяжную песню молодого гондольера, чье лицо было скрыто маской. Он пел серенаду и, несмотря на приятный голос, изрядно успел утомить девушку. Ведь такие серенады она слышала почти каждый день. Отворилась дверь и протиснулась старая няня Антония, она прислуживала еще ее родителям: теперь у Маринеллы снова были деньги, чтобы содержать слуг, и первым делом она вернула себе тех, кто служил ее отцу и матери. Антония держала в руках поднос, на котором стоял кувшин с водой для графини.

– Скажи, Антония, чтобы Фелиппе убирался! – приказала Маринелла.

Старая Антония усмехнулась.

– Я-то скажу! Только вот тот господин вовсе не Фелиппе!

– А кто же? – изумилась Маринелла.

– Сын герцога Орлеанского, господин Карл Орлеанский.

– Час от часу нелегче… – всплеснула руками девушка, – Что им всем нужно?

– Неудивительно… Вы очень красивы, госпожа! Такой красавицы не было при дворе со времен основания Венеции, как я слышала!

– А у меня, Антония, сердце, как кусок льда… И никто мне не нужен, кроме моего Хосе! Я словно мертвая внутри, понимаешь? Его больше нет… Но как я могу сравнить их с ним, после всего, что мы пережили вместе! После наших разговоров, наших игр, наших мечтаний! Ведь он был моей родной душой, а они – сплошь чужие люди! Как могу я стать женой чужого человека, Антония?

– Зачем же тогда остаетесь при дворе?  Почему не возвращаетесь в Испанию? Поедем домой, Маринелла?  – ласково спросила старуха.

– У меня есть неоконченные дела здесь… Важные дела. Да замолчи же ты! – с этими словами она распахнула окно и со всей силы швырнула цветочным горшком в гондольера, надо заметить – весьма метко, потому что тот еле успел увернуться, чуть не упав при этом в воду. Песня тут же смолкла. И Маринелла с Антонией, с облегчением вздохнув, смогли, наконец, отправиться спать.

Расставшись с Отцом Джио, Бартом и Венсаном Жослином на Канарских островах, Маринелла довольно благополучно добралась до дома. Ей встретился небольшой испанский корабль, принадлежавший одной из знатных семей Барселоны. Хозяева были на борту и, проникшись несчастной судьбой девушки, доставили ее в порт, где она снова вернулась в дом адмирала Альвареса. Любезный адмирал, чрезвычайно любивший посещать Андалусию, о причинах его любви к этим местам будет рассказано далее, согласился сопроводить Маринеллу в родные края.

Достигнув пуэбло Эль Рико и навестив падре Луиса, Маринелла узнала, что несколько месяцев назад от лихорадки скончалась Долорес Санчес, мать Хосе. И теперь замок со всеми его богатствами перешел к Маринелле. Тетка Люсинда и Элена надеялись, что девушка сгинет где-то, и они попробуют заявить свои права на земли. Но, к их неудовольствию, Маринелла снова объявилась, да еще и в сопровождении адмирала.

Так Маринелла превратилась в богатую девушку, которая потеряла тот смысл жизни, что был у нее прежде. Но она помнила слова Отца Джио. Пусть у нее нет желания жить, но есть дело, ради которого стоит жить. И она решила истратить то, что имела теперь, на осуществление своих замыслов. Маринелла твердо знала, что Хосе одобрил бы ее поступки, он сам поступил бы точно так же.

Первым делом она навестила родной дом, где прошло ее детство. Усадьба пришла в упадок, была разорена, от дома не осталось и камня на камне. И единственной ниточкой, что связывала ее с прошлым, были могилы родителей на семейном кладбище, да старые слуги, те немногие, кто еще жив. Их-то девушка и забрала с собой, включая няню Антонию.

Теперь она могла позволить себе снарядить корабль, на котором отправилась в город на воде. Прибыв в Венецию, Маринелла поселилась вместе со своими слугами в скромном, но очаровательном палаццо с видом на узкий канал с зеленоватой водой. Довольно быстро восстановила она старые связи, вернулась на балы и светские приемы, где имела неизменный успех у кавалеров, однако старалась избегать общества графа Монтелеони. Один из ее поклонников – Карл Орлеанский, сын чрезвычайно влиятельного человека, защищал ее своим почти постоянным присутствием от нападок, которым она могла бы подвергнуться даже со стороны дожей. Однако Монтелеони не стремился искать с девушкой ссоры. Он был глубоко уязвлен ее поступком, тем, что она сбежала, не простившись, да еще и увела заключенного. Однако, узнав из светских сплетен, что Маринелла все это время была невестой графа Эль Рико, ныне покойного, подумал, что поступок девушки можно оправдать: ведь женская верность своему избраннику важна так  же, как мужская верность законам Республики. И потому решил простить непокорную красавицу и даже немного винил себя за то, что с самого начала не потрудился узнать, свободно ли ее сердце. Настойчивые требования отворить темницы он по-прежнему воспринимал как женский каприз, – красавицы часто бывают капризны, – и потому пропускал эти слова мимо ушей.

Граф Монтелеони видел, что Маринелла Д’Алесси не отдает предпочтения ни одному из кавалеров, объяснял это тем, что она все еще скорбит по умершему, и ждал, когда она, наконец, сменит гнев на милость. Мысль о том, что намерения девушки относительно заключенных носят иной характер, нежели просто каприз обольстительницы, желающей испытать власть своей красоты над его волей, дожу не приходила в голову. И совершенно напрасно.

В один из тех весенних вечеров, когда карнавал остался позади, в полном пьяных моряков трактире, где собиралась беднота – обитатели самого дна Республики, двое в углу затянули протяжную песню. А хозяин – щербатый Луко, стоявший за стойкой, вдруг поднял голову и увидел, как распахнулась входная дверь, пропуская женщину в длинном дорогом платье. Ее лицо было скрыто маской, и Луко каким-то внутренним чутьем понял, что перед ним не одна из гуляющих по ночам куртизанок или авантюристок, но знатная дама, неизвестно как попавшая сюда. Приблизившись к стойке, женщина сняла маску и, кивнув хозяину, посмотрела ему в лицо прямым и открытым взглядом прекрасных синих глаз.

– Здравствуй, Луко, – сказала она, – Помнишь меня?

– Как же не помнить? – Луко мрачно оперся на стойку и опустил голову, –  Графиня Д’Алесси. Только не пойму, что нужно такой даме в месте, подобном этому?

Она наклонилась еще ниже, прямо к самому его уху.

– Я знаю о готовящемся мятеже, – прошептала девушка, а на лице Луко мелькнуло изумление, смешанное со страхом, и он испуганно уставился на нее,  – Тихо… Знаю от графа Фелиппе де Висконти. Совет десяти тоже знает о нем и готовит ловушку. Я придумала, как помочь вам! Поверьте мне! Я хочу увидеть того, кого вы называете «Предводитель».

– Не знаю, о чем вы, графиня, – Луко тут же нахмурился, а лицо его стало еще более непроницаемым, если такое вообще возможно. – Но, думаю, не поискать ли вам развлечений в более подобающем даме месте?