Виктория слегка улыбается, не говоря ни слова. Амара понимает, что Феликс наверняка ее похвалил. «Он прекрасно умеет всеми нами манипулировать», — думает она.

— Насколько я помню, меня Феликс не вызывал уже несколько недель, — говорит Кресса. Она сидит у стены, сгорбившись и сложив руки на груди, прикрывая ими растяжки.

— Повезло, — отзывается Бероника, совершенно не заметив тревоги в голосе Крессы.

Амара отсаживается подальше и закрывает глаза. Даже за стенами лупанария его проклятый жестокий мир окутывает ее, подобно савану. Пытаясь отвлечься от голосов подруг, она прислушивается к другому разговору.

— Не позволяй своей сестре обращаться к тебе с такими просьбами! Скажи ей, что у тебя нет денег.

— Не могу, родственники ее мужа просто невыносимы. Не знаю, что они с ней сделают.

— Неужели ты всерьез утверждаешь, что они…

Приоткрыв глаза, Амара рассматривает беседующих рядом с ней женщин. У них обеих усталые, измученные заботами лица, обе, похоже, пришли без прислужниц. Одна сидит так близко к Амаре, что они почти соприкасаются бедрами. От жары ее крашеные рыжие кудри пристали к линии роста волос. Она постоянно покручивает что-то на пальце левой руки. Кольцо с камеей.

— Сама знаешь, какие слухи ходят насчет его первой жены, — говорит рыжая. — А рабы боятся что-либо сказать. По словам Фульвии, он избил ее в первую брачную ночь. Какое чудовище могло так поступить? Да еще вечно жалуется на приданое, а сам потратил его до последнего медяка.

— Пожалуй, Геллий ни за что не заметит, если ты удержишь чуть большую часть выручки.

— Даже Геллий рано или поздно заметит. А просить его о помощи бесполезно. Он всю свою жирную задницу в таверне отсидел. Я целыми днями в поте лица тружусь за прилавком только для того, чтобы он пропивал прибыль.

— Жаль, но я тоже не могу помочь, — обмахиваясь, говорит вторая женщина. — Будь моя воля, я бы дала тебе ссуду, но меня и саму муж держит в черном теле. Кроме того, дела всегда идут хуже в это время года.

Лицо рыжеволосой торговки вытягивается, и Амара понимает, что та, должно быть, надеялась, что подруга ее выручит. Ей знаком этот униженный, исполненный негодования взгляд. Он до боли напоминает ей взгляд матери. После того как отец Амары умер, мать просила о помощи всех знакомых, тщательно подсчитывая, чем сможет попотчевать гостей взамен. Надолго ли хватит горстки фиников? Не оскорбится ли бывший покровитель ее отца, если поднести ему еду в щербатой тарелке? Когда гостей удавалось залучить в дом, она принималась сетовать на тяготы вдовства, сдерживая слезы и пытаясь не выдавать отчаяния. Амара тихонько сидела рядом, по материнскому наущению склонив голову, и смотрела, как поток сочувствия и денег постепенно иссякает. Под конец ее мать была готова взять ссуду у кого угодно и на любых условиях.

— Прошу прощения, матрона, — негромко говорит Амара. — Но я, возможно, могла бы помочь.

Женщины удивленно поворачиваются к ней. Она вежливо, но без лишнего подобострастия склоняет голову. Пусть себе гадают, вольноотпущенница она или рабыня.

— Я выступаю в качестве агента своего хозяина. Он понимает, что у всех нас бывают маленькие трудности. Я с радостью спрошу его, может ли он предоставить ссуду. Разумеется, негласно.

— С чего бы твоему хозяину делать своим агентом женщину? — спрашивает прижимистая спутница рыжеволосой торговки. Ее лицо сурово и недоверчиво.

— Договор составит его управитель, — импровизирует Амара. Надо будет попросить Феликса, чтобы этим занялся Галлий, а не Трасо. Не хотелось бы в последний миг спугнуть эту парочку, придя на встречу с громилой. Она улыбается рыжеволосой торговке, которая кажется менее враждебной, чем ее подруга. — Но женщинам проще вести дела друг с другом. У нас столько забот, непостижимых для мужчин.

Торговка вертит кольцо на пальце.

— Ты говоришь, он умеет держать рот на замке?

Амара кивает.

— Как и я.

— Я держу закусочную, — сообщает торговка. — Я не могу допустить, чтобы он объявился там, разыскивая меня. Мужу это не понравится.

— Ты будешь вести дела только со мной, — отвечает Амара и украдкой поглядывает на ее кислолицую спутницу. Та качает головой. — В этом и состоит преимущество женщины-агента.

— Марцелла, мне это не нравится, — произносит Кислятина. — Кто эта девушка? Чем занимается ее хозяин?

— Прошу прощения, — отвечает Амара, — но негласность лежит в основе занятий моего хозяина. Ссуды не являются главным направлением его деятельности, и он тщательно заботится об анонимности клиентов. — Она снова поворачивается к Марцелле: — Если хочешь получить займ, назови мне нужную сумму, и завтра утром я встречусь с тобой в храме Аполлона с предлагаемым договором и управителем моего хозяина.

— Не делай этого, — злобно фыркает Кислятина. — Пусть Фульвия сама о себе позаботится! Ты и без того помогала ей достаточно. Она теперь замужняя женщина, и ты за нее не в ответе.

— Она моя сестра, — возражает Марцелла. — Я не могу бросить ее на произвол судьбы! Я обещала нашей матери…

— Я не желаю в этом участвовать, — произносит Кислятина, вставая. — Увидимся в парной.

Она уходит не оглядываясь. Марцелла, встревоженно ссутулившись, смотрит ей вслед.

— Я понимаю твои сомнения, — говорит Амара и легонько прикасается к ее руке, чтобы вернуть ее к действительности. — Но иногда нужно пользоваться возможностями, которые дарит нам Фортуна.

Марцелла пожевывает губу и пристально смотрит в пол, словно ожидая прочесть решение на маленьких ромбовидных плитках.

— Двадцать денариев, — наконец произносит она. — Вот сколько мне нужно. А в залог я могу принести бусы.

Амара точно знает, где найти Феликса в это время суток. Среди волчиц существует негласное правило держаться подальше от палестры[11], чтобы не столкнуться с ним. Она надеется, что ее появление не разозлит хозяина настолько, что он не согласится выслушать ее предложение. Торопливо шагая по виа Венерия, она повторяет про себя подробности сделки. Не упустит же он такую возможность!

Было непросто объяснить подругам, зачем ей нужно отлучиться, но, предложив взамен на весь день остаться в лупанарии, она заручилась их помощью и положила конец лишним расспросам. Они вышли парами с целью обхитрить Трасо, а потом снова встретились, чтобы Дидона не осталась в одиночестве. Она не задала Амаре ни единого вопроса, лишь крепко сжала ее ладонь и умоляла ее быть осторожной. Амара понимает, что, по мнению Дидоны, она отправилась на свидание с Менандром, словно любовь — единственно возможное основание для скрытности. Наивность подруги кажется ей укором. Амара понимает, что сама Дидона никогда не попыталась бы подзаработать втайне от остальных. Даже Виктория не скрывает, что играет на деньги. Амара виновато ускоряет шаг. Если она хочет спастись из лупанария, придется отказаться от такой роскоши, как совесть.