Бандитский удар пришел к влюбленным совсем не с той стороны, с которой они могли бы ожидать… Да ведь они его ни с какой стороны не ожидали.

Уж месяц минул с их возвращения из Сахеля, и третий успешный рейд по магазинам и лавкам был завершен.

– О, кто-то нам что-то прислал, – сказала Маринка, вынимая из щелки в двери коттеджа свернутую вчетверо бумажку.

– На бумажном носителе? – удивился Дима, тащивший за ней сумки с добычей. – Странно.

Всю почту они давно получали на Димин ноутбук. Да и в деревню к ним никто особо в гости не рвался…

– Так… На-ча-лось! – мрачно проговорила Маринка, пробежав глазами листок, отдала его через плечо мужу, отперла дверь и вошла в дом.

Дима задержался на крылечке, читая подметное письмо, сляпанное в лучших уголовных традициях – из кусочков накромсанных газетных заголовков:

«В ближайшую субботу оставьте на крыльце 50 000 рублей. Иначе весь город узнает, чем вы промышляете. Сраму не оберетесь».

– И что мы теперь будем делать? – спросил Дима, войдя в дом.

– Думать, что делать!.. «Молнию» расстегни.

– У нас нет этих пятидесяти тысяч, – сказал Дима грустно, когда Маринка вернулась из чуланчика, приспособленного под гардеробную.

– А хоть бы и были! – сделала Маринка какое-то движение, словно хотела изловить на лету надоедливую муху. – Или б лучше я на эти деньги заказала того, кто нам… так… Уй, как я зла!

Обычно радостно проходившая церемония разбора и сортировки добычи на этот раз была молчаливой и нервной. Ужин, довольно богатый, тоже прошел в напряженном молчании. Маринка что-то упорно соображала, ну а Дима, понятно, старался не вмешиваться в работу их семейного мозгового центра.

Маринка размышляла почти до вечера, а потом, когда Дима сидел за компом и разучивал наизусть собственную диссертацию, подошла и сказала:

– Ничего никому мы платить не будем!

– Да, дорогая, – радостно улыбнулся Дима. – У нас и нечем.

– Не-ва-на! – Маринка помахала пальцем у мужа перед носом, будто он и был тем грязным шантажистом. – Мы его вычислим, поймаем и накажем!

– Как?! – встрепенулся Дима. – Я против насилия, Мариш, ты знаешь.

– Взялся за гуж – не говори, что не муж! – выдала Маринка, правда, не очень уверенно. – Сначала-то изловить надо.

– А кто, по-твоему, этот… ну?…

– Кто-то, кто хорошо нас обоих знает. И не очень любит… По крайней мере, одного из нас.

Маринка сузила черные азиатские глаза и сделала из собственного пухлого алого ротика противное морщинистое колечко.

– Ты подозреваешь… мою маму?! – возмутился Дима, вскочил и забегал по гостиной боком и неловко, потому что засиделся. – Ты с ума сошла от злости, дорогая!

– Нет, – даже не думая злиться, кротко сказала Маринка. – Я с ума не сходила, поэтому я так и не думаю. Это кто-то другой… Засек нас на деле, скумекал по-быстрому, что происходит… Ну и решил развести на бабки… Так что это кто угодно, но только не твоя мама.

Дима намек понял, чуть успокоился и сел.

– Ничего мы этому оставлять не будем. Сразу же он не станет по городу бегать и нас светить? Попытается все-таки слупить денежки. Условия изменит, угрожать станет… Подождем до следующей недели… А?

– Да, это психологически верно, – кивнул Дима. – Но рискованно. У меня же скоро защита.

– А что кому он может про нас сказать? – продолжала, видимо, Маринка внутренний мыслительный процесс. – Ну, видели нас в магазине… Ну и что?

– Да ничего, – просветлев, пожал плечами Дима. – Да это вообще не мы были… Особенно ты. Ты же брюнетка, а та…

– Ага, соображаешь. А ты каким концом там?

– А таким образом документальный материал собирал… Психологию потребителя изучал. Для диссертации. Подходит?

– Во-во! – совсем развеселилась Маринка. – Пусть болтают, чего хотят… А мы их потом за клевету – ап! Еще и заработаем!

Дима кивнул не совсем уверенно, но дискуссия на этом прекратилась.

Нельзя сказать, что эта неделя прошла для Маринки с Димой как-то особенно радостно и беззаботно. Каждый, как нашкодивший на хозяйский ковер щенок, в душе мелко вилял хвостиком и исподтишка оглядывался по сторонам: а ну как шантажист выдаст себя ехидным взглядом или злобным выпадом? Но ничего не произошло.

На их следующей охоте все было как всегда. Отрепетированное выступление. Появление – нежные взгляды сквозь других покупателей – поцелуи посреди торгового зала – приятная суета с подарками – всеобщее ликование. Замечательно, что у нас столько хороших, щедрых людей! Разбор полетов, то есть, простите, подношений.

В субботу утром, когда они выходили из коттеджа, чтобы отправиться на охоту, Дима внимательно оглянулся по сторонам – не наблюдает ли за ними кто-то из соседей? Но ближние домики до лета стояли пустыми, деревенские жители, особенно по утрам, были заняты тем, что и всегда, то есть тупыми поисками денег на законную уикэндовскую пьянку. Никого… Улицу в весенних лужах разнообразила только мини-стайка из трех гусей, с озабоченным гоготом шлепавших куда-то по грязи.

Воскресную смену Маринка с Димой тоже отработали добросовестно, привезя домой пару увесистых сумок со снедью и нехилой галантерейкой – Маринка вычитала в рекламной газетке об открытии нового магазина и с ходу, на свежачка, решила его окучить. И окучила! Так заливисто щебетала и переливчато смеялась, организовав игру «А ну-ка догони!» прямо по мясному отделу!..

Вообще-то смехуечки эти Маринкины были неспроста, ежику понятно. Оба они, конечно, нервничали больше обычного, да… А кто б не нервничал на их месте, скажите на милость? Вероятно, поэтому их игра в этот выезд была столь яркой и экспрессивной, броски друг другу в объятия столь точными и жаркими, а поцелуи петардами взрывали озабоченную экономией атмосферу нового супермаркета… И народ ответил на вдохновенную игру щедрыми взносами в будущую счастливую семейную жизнь Маринки и Димы!

Чувствуя, что сегодня добыча даже увесистее обычного, они вышли из торгового центра радостными и полными приятных впечатлений. Но по мере приближения к дому радость постепенно сошла на нет. Хотя… Это общее свойство всех людских радостей как таковых, но сейчас Маринка с Димой сами хорошо понимали, отчего это происходит.

– Ага, – злорадно произнесла Маринка, взойдя на крылечко. – Гости были… Но ушли ни с чем.

Она надула щечки и издала губами неприличный звук.

– А как ты это определила, родная? – воодушевившись ее оптимистичным настроем, поинтересовался Дима.

– Так я же вчера вечером крыльцо-то вымела, да?

– Разумеется, – с готовностью подтвердил Дима, хотя сам этого, конечно, не видел.

– И у нас, когда мы выходили, копыта, поди, чистые были?