– Хорошо, что меня машина утром облила, зато вы мне платье подарили. Вера Андреевна Цыганкова увидела обновки и принесла мне туфли с сумочкой, а Светлана Георгиевна куртку. Все такое красивое! Надежда Владимировна похвалила: «Ната, ты сегодня просто модель. И похорошела. Не зря в народе говорят: одень пенек, станет как ясный денек». Я теперь ясный денек! Сработало мое правило: если случилась утром ерундовая неприятность, жди к вечеру огромной удачи.

Сомнительный комплимент от Реутовой Наташа не сочла обидным. На слова «одень пенек» не обратила внимания, обрадовалась второй части фразы Реутовой про ясный денек. Вот как вы отнесетесь к женщине, услышав сие выражение в свой адрес? Я бы подумала, что тетка считает меня пнем, который исключительно красивая одежда симпатичным сделала.

– Миленькая, славненькая зверушка, – продолжала восхищаться Генриеттой девушка, – Фире с Мусей теперь веселей станет. Можно, когда я вечером с собачками гулять пойду, погладить кисочку?

– Конечно, – улыбнулась я. – Наташа, мужчина, который привозит всякие коробки в квартиру на первом этаже, сейчас там?

– Где? – не поняла девушка.

– В апартаментах, – уточнила я.

– Да, да, – кивнула консьержка. – Странно, конечно.

– Что тебя удивило? – спросила я.

Ильина понизила голос до шепота:

– Я никогда про жильцов не сплетничаю. Нельзя о чужих делах другим разбалтывать. Но Юрий Петрович Венькин, которому квартира принадлежит, за границей все время живет. Он же не наш жилец. То есть, конечно, наш, но вроде и не наш… Ой, я путано говорю, простите.

– Наоборот, все очень понятно, – улыбнулась я. – Думаю, о Венькине вполне можно посудачить, он точно не наш.

– Я не про него сказать хотела, а про Ивана, – прошептала Наташа. – И про Надежду Владимировну. Она умерла. Меня полицейский опрашивал. А я ему кое-что не рассказала. Потому что никогда про своих не судачу. И теперь все думаю, думаю… Может, я неправильно поступила?

– Если тебе некомфортно общаться с представителями закона, можешь мне объяснить. Я улажу дело, – пообещала я.

– Дела нет, только мысли, – пригорюнилась Наташа. – Вот, например, Иван. Он странно приезжает. Иногда его по полгода нет, а потом раз – утром рано-рано, часов в пять, а то и в четыре, привозит свой ящик. Понятно, что очень тяжелый. У него и тележка особая, у мини-вэна дверь распахивается, изнутри выдвигается вроде как настил. Я его один раз спросила: «Где такую отличную каталочку взяли?» Он грубо мне в ответ: «Тебе зачем?» Я пояснила: «Жильцы ремонт делают, тяжелое покупают часто. Я бы могла их на улице встретить, поклажу отвезти, им помочь». Иван отмахнулся: «По спецзаказу техника, тебе она не по карману. И не короли те, кто здесь живет, сами до лифта барахло доволокут». В общем, прикатит он свой ящик ни свет ни заря, запрется в квартире и весь день там что-то делает. Тихо, никакого шума. Если не знать, что в апартаментах кто-то есть, то можно их пустыми посчитать. А он за полночь потом ящик увозит. И так всегда. Ну ведь странно! Чем он там занимается? Ремонтом? Отчего тогда раз в несколько месяцев приезжает? Какие-то вещи притаскивает? Но неудобно в рань раньскую, а потом в поздноту раскатывать. Люди трудятся с девяти до шести.

– По-разному бывает, многие работают в ночную смену, – остановила я Нату. – Вот вы, например, всегда на службе.

– Ой, – отмахнулась Ната, – у меня же сплошное удовольствие, а не работа, я тяжести не вожу. И по ночам редко-редко кто меня разбудит. А еще… Вы к Надежде Владимировне заходили домой?

– Один раз, – уточнила я, – сидела в столовой.

– У Реутовой такая красивая посуда была, – протянула девушка. – Знаете, где-то за неделю до ее смерти пришла я к ней, как всегда, чтобы Лизу погулять взять, а хозяйка чай пьет. Из кружки! Дешевой! Такие в любом магазине есть. Я так удивилась, сказала: «А почему вы фарфоровую чашечку, бело-синюю, не взяли? Неужели разбили? Вот жалость!» Она ответила: «Все цело, не волнуйся. Эту кружку мне подарил один человек. Она ценна не качеством фарфора, не росписью и изяществом, а тем, что от нее радость и здоровье исходят».

Наташа оглянулась по сторонам.

– Вот я и думаю, может, Иван ей посудину вручил? Видела, как он с Реутовой разговаривал.

– Схожу-ка я к этому Ивану, – остановила я консьержку.

– Хорошая мысль, – обрадовалась Наташа. – Если он с вами говорить не пожелает, скажите ему так: меня выбрали старшей по подъезду, хочу знать, почему вы в чужой квартире шуруете.

– Никогда не занимала столь высокий пост, – улыбнулась я, – понятия не имею, что обязан делать главный по подъезду.

– Не думайте об этом, – посоветовала Наташа, – должность ерундовая, для галочки. Кажется, если пожар случится, старший обязан всех предупредить. Вроде так. Сама точно не знаю.

Дверь подъезда открылась, вошел мужчина и двинулся к лифту.

– Простите, вы к кому? – спросила Наташа.

– К Николаеву, – ответил незнакомец.

– Очевидно, вы ошиблись, в нашем доме таких нет, – улыбнулась консьержка.

Гость вынул телефон.

– Квартира сто сорок.

– Вам нужна самая высокая башня на этой территории, – пояснила Ильина.

– Вечно все путаю, – засмеялся мужчина. – Значит, живет мой Николаев в другом доме. Спасибо.

– Простой человек, с простой такой фамилией «Николаев» совсем в другом месте живет, – тихо, слегка нараспев произнесла Ната. – Вам надо вернуться к центральному входу, а оттуда сразу налево.

Незнакомец ушел.

– Пожалуйста, поговорите с Иваном, – продолжила прерванный разговор консьержка. – Что-то я волнуюсь очень. Сама не знаю, почему дергаюсь, прямо мурашки по спине скачут!

– Уже иду, – кивнула я и пошла к двери квартиры.

Иван на самом деле оказался нелюбезным человеком.

– Чего надо? – донеслось из домофона, когда я нажала на кнопку.

– Добрый день, вас беспокоит Евлампия Романова, – назвалась я.

– Чего надо? – повторил мужской голос.

– Вы Иван?

– И что?

– Я старшая по подъезду.

– Ну?

– Вы сейчас находитесь в этих апартаментах.

– Ну?

– Квартира вам не принадлежит.

– И чего?

– Без разрешения хозяина там находиться нельзя.

– У меня есть доверенность.

– Покажите, – потребовала я.

– Еще чего! Ты не полиция.

– Ладно, пойду за участковым, – мирно ответила я.

– Эй, погоди!

Дверь приоткрылась. На пороге возник мужчина в сером пуловере и джинсах.

– Во народ любопытный! Только дай языком помахать. Владелец хоромы продает. Мне велено помещение подготовить. Венькин живет в США, сюда никогда не приедет. Больше тебе знать нечего.