– Конни, тебе пора, – сказал он.

У меня разболелась голова. Я закрыл глаза. Когда чуть полегчало, вновь увидел комнату. Конни как-то быстро смылся. Отца уже не было. Я выбежал в коридор.

– Пап, – кричал я, – ища его в доме, – пап! – Он стоял у окна, один на кухне, держа руки в карманах, стоял и слегка так раскачивался.

– Ты накажешь? – спросил я.

Он молчал.

– Накажешь, пап?

Он стал каким-то расплывчатым, он расплылся у окна из-за слёз.

– Поругай меня, пап, – плакал я, – я буду врачом, я буду!

Он развернулся и как-то болезненно посмотрел на меня.

– Ты можешь быть кем хочешь, – сказал он, – проветри комнату.

Тогда впервые я хотел обнять его, так хотел, как никогда раньше.

У меня горели щёки, я шмыгал носом и вытирал слёзы. Отец ушёл в спальню. Мать уже спала.

Как оказалось, в сигаретах отца Конни была намешана дурь. Это могло грозить ему скандалом и увольнением. Мой отец прочитал нам целую лекцию об опасности курения травы, которую прослушал и мистер Раймонд. После все решили не распространяться о случившемся. Самого Конни посадили под домашний арест и не выпускали из комнаты неделю. Меня же отец каждый день брал с собой на работу. Так начались наши осенние каникулы.

Мелкие пузырьки углекислого газа жемчужными нитями поднимались вверх, одна за другой, одна за другой. Скапливаясь на поверхности, стекая к губам. Мэри Гринвич любила шампанское, от него не болело в висках, оно путало мысли, меняло прошлое, притупляло всё. Она не хотела ничего вспоминать, она уже давно ничего не вспоминала, если бы не проклятый детектив, помятый коп в старом плаще и его помощница, похожая на шлюху из восьмидесятых, с этими огромными ногтями. Чёртова росомаха, рассмеялась Мэри, и как-то тепло стало в груди. Она не понимала, отчего теплело, то ли от смеха, то ли от шампанского, Мэри никогда не смеялась без шампанского. Без шампанского было не смешно. Она сидела посреди кухни, в кресле из ротангового дерева, подобрав под себя тонкие ноги, уткнув в ротанг острые колени, откинув голову назад. Тепло разливалось по её тщедушному телу, от губ до груди, от груди до кончиков пальцев. Как некстати пришёл этот коп, как некстати сейчас напиваться.

Первый раз она напилась в тринадцать, её угостили в одном из клубов. Тогда она почувствовала то же тепло, а потом голова закружилась. Ей сказали, что всё хорошо, что так и должно быть. Она была очень горда собой. На ней было розовое платье в пайетках, она была уже похожа на девушку, её грудь стояла торчащими конусами, и давно округлился зад, делая гибкую талию ещё тоньше и изящнее. Мэри с детства занималась танцами, потом ушла из-за травмы ноги. Там маленьких девочек учили танго, фокстроту, ча-ча-ча. Ча-ча, раз-два-три, ча-ча, раз-два-три, – шептала Мэри. Это сексуальный танец, они все сексуальные, она уже давно хотела повзрослеть. В том клубе стучала громкая музыка. Люди двигались будто роботы, так играл стробоскоп. Её шампанское опускалось всё ниже, она почувствовала тепло. Кругом были люди, они танцевали как им хочется, а не как скажет учитель по танцам, они не напрягали мышцы, не тянули носки, они кайфовали всем телом, а не убивали его, не изнуряли, не выворачивали. Её уже тошнило от уроков танцев, от соревнований, на которые даже мёртвым ты должен был явиться. Даже смерть не оправдание, кричал им учитель. И Мэри ещё повезло, что у неё не выросла грудь, тем, у кого выросла, повезло меньше, их сажали на лимоны и воду. Жри лимоны целый день. Но это всё в прошлом, теперь она в клубе. Теперь она в другой тусовке свободных людей. Она допила шампанское, и оно ударило ей в голову, её маленькое розовое платье уже поплыло волной. Ей казалось, всё поплыло. «Видишь того парня? Он известный актёр. Хочешь познакомиться с ним?» – спросил Стефан. Конечно, она хотела, здесь было много известных актёров. Мэри тоже начинала играть, только в детском сериале.

Мать привела её на кастинг, у неё были длинные ноги и красивые волосы, маленький носик и большие глаза, её сразу же взяли на роль. Играть старшеклассницу в сериале про закрытый пансионат. Ей нравилось играть. Теперь её привели в клуб, чтобы познакомить со всеми, в более непринуждённой обстановке. «Все важные знакомства происходят в непринуждённой обстановке, Мэри», – говорил ей Стефан.

Чёртов Стефан… Мэри Гринвич еле вырвалась из воспоминаний. Она сидела посреди большой кухни и смотрела, как плывёт потолок. В шампанском закончились пузырьки, а Мэри никогда не допивала бокал, если в нём заканчивались пузырьки, она выливала его и наполняла по новой. Ей не жалко было это чёртово шампанское, ей было жалко не получить от него удовольствия. Мэри нравились пузырьки, как они лопались на губах, бродили по нёбу, щекотали его, был в них особый вкус. Она встала с жёсткого кресла, ноги затекли, пошла по холодному полу, она любила холодный пол, ей предложили установить с подогревом, но Мэри отказалась, мурашки, которые бежали от пят до ягодиц, нравились ей так же, как пузырьки.

Она налила ещё шампанского, не налилось и на треть, она не поняла, как прикончила бутылку, нужно было открыть новую, под ногами шатался пол. Чтобы он не шатался, Мэри всегда смотрела вдаль, её отрезвлял вид из окна, как-то ставил на ноги, приземлял, что ли, она не знала почему. В этом доме были большие окна и тонкие рамы, через них было видно всё: и дальний лес, и дорогу, идущую из него, и небо… Вот чёрт! Оно тоже плыло, или нет, это облака тоже плыли, но не из-за шампанского, они плыли сами по себе.

– Эмма Клетчер мертва. Не правда ли, мисс?

Голос детектива чуть не сбил её с ног.

– Что вы здесь делаете? – Мэри попыталась собрать себя. – Я не впускала вас.

– Ворота были открыты, и дверь в дом тоже.

– И вы разрешили себе войти?

Она дрожала и пошатывалась, она не знала, видно ли это было со стороны, может, он не заметит, что она пьяна. Ей не нравилось, когда её заставали такой. Как неудачно она не закрыла дверь. Детектив слегка двоился в глазах, но как-то быстро собрался воедино, в одного целого детектива. «Ещё не хватало ей двоих», – подумала она и засмеялась.

– Почему вы смеётесь? – спросил сдвоенный детектив. – Вы же знали, что она мертва?

– Вы спросили, дома ли Эмма Клетчер. Я сказала, что она всегда на своём месте.

– Мне не до шуток, мисс, я бы попросил вас серьёзнее отнестись к этому делу.

– Но это всё не моё дело! А вообще это ваше чёртово дело, как вас…

– Детектив Морис.

– Мне плевать!

– Как она умерла? Её убили? Довели до самоубийства? Шантажировали, угрожали?

– Господи! У меня из-за вас голова разболелась, – схватилась она за голову. – А где ваша, эта, с причёской?

– Она в машине…

– Это хорошо, хорошо. А то её я бы точно не вынесла.

– Почему это не вынесли бы? – из-за спины Мориса появилась Глория.