— Ты же говорил, нельзя в больницу… — Тут до менядошло, и я нахмурилась; — Это что, иголкой с ниткой? Нет уж. Я не Рэмбо.К. тому же, если верить твоим про гнозам, долго я не протяну, так что глупоособенно о руке беспокоиться.

— Не болтай ерунды. С такими способностями ты доживешьлет до ста.

— Хорошо бы, — кивнула я. — Как у тебяголова?

— До того, как по ней железкой двинули, было лучше.

— Я есть хочу.

— Потерпи. Поеду в город, что-нибудь прихвачу.

Часов в двенадцать он стал собираться.

— Я с тобой, — поднялась я с кресла, с трудомизвлекая себя из дремы.

— Ложись спать. За час обернусь.

— Нет, лучше вместе. Ночь, менты тормознут. Еслиженщину увидят, меньше цепляться будут,

Алексей подумал и кивнул. Тело Пашки он перенес в машину иуложил в багажник. В кабине чем-то пахло, я не сразу поняла, что кровью.Сиденье и пол Алексей вытер, но запах остался. Я открыла окно, глядя, какмедленно открываются ворота.

Если кто-то и интересовал милицию этой ночью, то уж точно немы. Напряжение понемногу спало, и я решилась спросить:

— Алеша, вот Пашка тебе говорил, что Серого ты тронутьне можешь…

— Ну…

— А он тебя трогает, нечестно получается. Ему можно, атебе нельзя? Алексей усмехнулся.

— Тут штука хитрая. Покуда я у крестного не появился, унего руки развязаны На меня все свалит, скажет, деваться ему бедному, некудабыло. Опять же, я являться не спешу, должного уважения не проявляю.

— А ты проявил бы, показался. Драться, так по —честному, а то все козыри у твоего Серого… А что Пашку убили…

— Пашка дружок ной давний, многих знает, много чегослышит, но для Сазельича он ломаного гроша не стоит, А Чика простопьяница-инвалид. Он мне в детстве кораблики мастерил…

Мы въехали в город и встали возле троллейбусной остановки.Вокруг не было ни души. Я немного прошлась, поглядывая по сторонам, и кивнулаАлексею. Он вытащил Пашку и аккуратно устроил на ска мейке. Проехав несколькокварталов по пустынной улице, мы остановились у автомата, и я позвонила вмилицию.

— На троллейбусной остановке «Сады» это двенадцатыймаршрут, прямо на скамейке лежит мертвый.

— А откуда вы знаете, что мертвый, может,пьяный? — лениво предположил дежурный,

— Вряд ли. Он весь в крови и не дышит. Может,подъедете? Не очень приятно ждать троллейбус в компании с мертвецом

— Я сейчас машину вышлю, а вы дождитесь нашихсотрудников…

— Ага, — перебила я. — Я как раз такая дура…— И повесила трубку. Разумеется, дежурный был не виноват, но такой уж это былвечер, то есть уже ночь.

Мы заехали в круглосуточно работающий магазин и с удивлениемобнаружили, что полуночников в городе хватает. Выпросив у кассирши большуюкоробку, набили ее провизией. Судя по количеству запасов, умирать на днях Лешкане собирался.

— Интересно, успеем ли мы все это съесть? —невесело пошутила я.

— Успеем.

— Вряд ли. Я ем мало.

— Ну разве что…

— У Пашки был при себе какой-нибудь документ?

— Права. Я вздохнула:

— Значит, мать узнает уже сегодня.

— Вряд ли. Она у него запойная,

— А как же…

— Брат сделает все как надо.

Загнав машину в гараж, мы вошли в дом. Ставни весь день неоткрывали, чтобы не привлекать внимания. В доме было душно, несмотря на ночнуюпрохладу. Я поставила на плиту чайник, осторожно наблю-дая за Алексеем. Тотсновал из угла в угол хмурый, как грозовая туча.

— Чего не ешь? — спросил он вдруг точно проснувшись.

— Уже не хочется…

— Тогда спать ложись.

— Нет, — твердо заявила я.

— Я никуда не уйду.

— Врешь! Я усну, а ты смоешься и меня бросишь.

— Вот что… Ты мне вроде бы жизнь спасла, и я вроде бытвой должник. Серый от меня никуда не денется, пусть немного погуляетнапоследок… А мы пока твоей проблемой займемся.

Этих слов я ждала весь вечер, а теперь не знала, чтоответить. Только и смогла вы-давить, переминаясь с ноги на ногу:

— Ты серьезно?

— А то…

— Здорово… то есть спасибо. Но я ведь совсем не длятого, чтобы ты мне помогал, я бы и так, хотя, конечно, если поможешь, будетпросто здорово-Далее я продолжила изъясняться в том же духе: маловразумительно,но трогательно. Под конец заплакала, жалобно глядя на него, а он с меня уже глазне сводил. Так-так, гранаты я не зря швыряла и насчет скворечника зимой неошиблась, а вот кое-кто нагло врал, утверждая, что я ему не нравлюсь…

Дуло автомата больно уперлось в плечо… Я испуганно открылаглаза. Возле кровати стоял Алексей и тряс меня за плечо свой лапищей.

— Что случилось? — пролепетала я.

— Ничего. Извини, не стоило тебя будить. Напугал досмерти, да?

— Да нет, нормально. Ты что, не ложился?

— Ложился. Дурацкое убийство из головы не идет.

— Что? Какое убийство? — Я села и потерла глаза,силясь вникнуть в его слова.

— Раз уж я тебя все равно разбудил, давай-ка поговорим.

— Хорошо. Поставь чайник, выпьем кофе. А я покаоденусь.

Через пять минут я была в кухне, пробудившаяся окончательнои на многое способная. Алексей курил, на столе стояли две чашки крепкого кофе —Я села напротив, сложила руки на груди, входя в образ девочки-сиротки.

— Извини, я не очень поняла, что ты говорил проубийство.

— Еще раз расскажи, как все было. Как вы столкнулись сэтим парнем в коридоре и все такое…

Я кивнула и принялась очень подробно излагать. Алексейслушал и хмурился, потом сказал:

— Ерунда получается. Вроде все гладко, и одно издругого выходит, а ерунда.

— Алеша, я ничего не понимаю, — заволноваласья. — Что ерунда, убийство ерунда?

— Дело в том, дорогуша, что убийство это никому неинтересно.

— Как это?