что заставляет его смеяться, и повторять эту шутку, как можно больше раз.

– Что за фантазия у тебя? Нет, ничего такого я делать не умею и надеюсь, никогда не придется. Но зато я умею неплохо разносить подносы с едой, собственно, готовить и просто фантастически ловко менять памперсы у малышей, – голос его становится тихим и он добавляет еле слышно: – Пока маме было не до этого, приходилось сидеть с Алисой.

Мне хочется, чтобы улыбка вновь вернулась на его лицо. Та грусть, что сейчас отражаются в его глазах, мне не нравятся.

– А знаешь, что мне приходилось делать в детстве, чего точно ты не делал? – да, да, я готова рассказать о самом главном в своей жизни, только чтобы вновь заставить его улыбнуться.

Он заинтересованно смотрит на меня, приподняв в ожидании брови.

– Только обещай не смеяться, – говорю я самым серьёзным тоном, хотя все это рассказываю, как раз для того, чтобы он повеселился. Дождавшись его утвердительного кивка, я продолжаю: – Я тогда уже училась в школе-интернате, кажется, в классе шестом. Мне не хватало денег на новый крутой рюкзак, который был у Таньки из параллельного. У нас вообще с ней всегда были соревнования по тому, кто круче. Но так как ее родители в отличие от моей мамы имели постоянную работу, то ей ничего не стоило его купить. А мне пришлось выкручиваться самой. Я ходила просто по всем открытым организациям и умоляла дать мне хоть какую-то работу. И вот только в одной будке с квасом удача мне улыбнулась. Меня взяли на работу, уверяя, что я справлюсь. Показали один раз, как пользоваться аппаратом, по наливанию этого самого кваса. И я честно думала, что запомнила. Но когда пришел первый клиент, я все перепутала, и в итоге стояла с ног до головы облитая липкой, пахнущей рожью жидкостью. Она стекала у меня с одежды и волос. То еще было зрелище! Но я все равно сделала свою работу и купила тот рюкзак. Правда через месяц у Таньки появился новый и еще более крутой, но это уже совсем другая история.

Я отрываю взгляд от полов, которые мыла, пока вспоминала тот случай, и смотрю на Красавчика. Я ожидаю увидеть улыбку, услышать поддразнивание над собой, хоть какую-то усмешку. Но вместо этого вижу, его нахмуренные брови и сосредоточение на швабре, которой он трет уже блестящий пол.

– И что никаких комментариев? – говорю я как будто бы шуткой, но на самом деле я насторожена его реакцией. Когда я рассказывала об этом маме, та смеялась.

Он качает головой, все еще не глядя на меня.

– У меня такое чувство, как будто я забрал у тебя твою жизнь.

Я молчу. Не знаю, что сказать. Ведь совсем недавно я думала также. Но когда он говорит об этом, мне хочется возразить и успокоить его. Боженьки, что со мной творится? Я же его ненавижу. Почему я об этом в последнее время так часто забываю?

Но сейчас он здесь, со мной. Моет полы. И испытывает чувство вины от того, что я не росла с отцом.

– Твоей вины в этом нет, – шепчу я, не смотря в его сторону. – Так сложились наши жизни. Ни я, ни ты не имели права выбора.

– Ты была вынуждена разливать квас, чтобы зарабатывать на жизнь!

– А ты убирал какашки Алиски, так что можно еще поспорить, кому больше не повезло!

Он слабо улыбается, и я довольствуюсь этим.

Когда оба зала помыты, мы идем в жилой отсек. Время за разговорами и смехом пролетели незаметно. И, конечно же, мне было намного легче, потому что он сделал большую часть работы.

Около дверей наших комнат Красавчик останавливается и поворачивается ко мне. Я стою, не смея пошевелиться. Мне хочется, чтобы он меня поцеловал. Хочется, чтобы прикоснулся ко мне, чтобы обнял. Он смотрит мне в глаза, затем опускается взгляд на мои губы, и я не могу ничего с собой поделать и невольно облизываю их. Он судорожно сглатывает, от чего его кадык перекатывается под кожей. Теперь уже я вовсю таращусь на его чуть влажные губы. Я замечаю, как он подается вперед и совсем немного склоняется надо мной, но тут дверь в его комнату резко распахивается, и мы синхронно поворачиваем головы на шум.

– Сладенький?

Сейчас вы, наверное, гадаете, кто же это мог назвать фон Дервиза так приторно? Что ж, не мучайтесь, я вам сама расскажу все, что сейчас вижу. Итак, на пороге его спальни стоит прекрасная высокая метисочка. Она смотрит на нас своими немного раскосыми карими глазками, переводя взгляд с меня на него. У нее прямые, черные волосы чуть ниже поясницы, тонкая талия, небольшая, но «стоячая» грудь. У нее высокий рост и в этих крошечных шортиках, ее ноги кажутся просто бесконечными. Кожа девушки имеет чуть смуглый оттенок, что в принципе, объясняет ее не совсем русское имя. Ах, да, если вы еще не догадались, это Амина. Девушка моего Красавчика. То есть не моего, просто Красавчика.

– Амина… , – на выдохе произносит фон Дервиз и отступает от меня.

Я не успеваю моргнуть глазом, как он оказывается рядом со своей девушкой и в следующее мгновение уже кружит в своих руках, а та весело и счастливо хохочет.

– Пусти, сладкий! – задыхаясь, просит она его, молотя своими кулачками по его плечам. – Пусти меня на пол, дурачок.

Он опускает ее на ноги, для того, чтобы тут же заключить в объятия и начать жадно целовать. Такое чувство, что кто-то резко ударил меня по животу. Я чувствую, как мои внутренности сворачиваются, от того, что он целует ее на моих глазах так, как я хотела, чтобы он поцеловал меня буквально минуту назад.

– Правда, противно?

Из-за их спин протискивается Алиса и встает рядом со мной. Она не пытается скрыть чувство отвращения, от того, что видит.

– Прости, – говорит она. – Я хотела предупредить, что эта приехала раньше, но вы оба оставили стекляшки в комнате.

– Ты знала, куда пошел твой брат? – я стараюсь отвести взгляд от влюбленных, которые сейчас, наконец, перестали лизаться и принялись о чем-то ворковать. Теперь все мое внимание принадлежит Алиске.

– Конечно, – пожимает та плечами. – Он очень расстроился, когда узнал, как тяжело тебе приходится и поделился со мной, – наверное, она заметила, как я напряглась, потому что тут же поспешно и шепотом добавляет: – Не волнуйся он больше ни кому не станет такое рассказывать. Это дела семейные.

– Сладенький, ты познакомишь меня со своей новой подругой? – голос у нее оказывается