Паша присел на стул, ссутулившись ещё больше, чем обычно. Гравитация так и прижимала его к земле.

Только сейчас он осознал всю нелепость ситуации. Несколько дней назад жена этого мужчины приходила к нему домой. Была ли это измена? Почти? Могла быть? Если она всё равно хотела уйти от мужа? Но факт остаётся фактом: у него огромные кулаки и Паша целовал его жену.

– Вы узнали что-то? – холодно спросил Стас.

– Нет, – неуверенно пробормотал Паша. – Мы пока ничего не нашли.

– Тогда зачем вы пришли? – Стас даже не пытался скрыть раздражения.

– Хотел расспросить вас поподробнее про вашу жену. Мне нужен её психологический портрет. Было ли что-то необычное в её поведении в последнее время?

– Я уже всё рассказал. А почему вы спрашиваете? Она же кинулась вслед за моим сыном, который поскользнулся. Или есть ещё что-то, чего не договариваете? Что она сделала?

– Ничего. Всё было как рассказал очевидец. Так вас и проинформировали, – Паша поспешил опровергнуть сомнения Стаса, изо всех сил стараясь быть убедительным.

– А я всегда говорил ей: держи ребёнка крепче за руку. Не считай ворон. Она была ужасно невнимательной. Сколько мой ребёнок падал из-за неё. А она только рыдала. Как будто слезами поможешь.

– Несчастный случай. Такое может случиться с каждым.

– Да, конечно, – осёкся Стас. – У неё вся жизнь – один несчастный случай. Она была такая рассеянная, преступно невнимательная. Горе-мать, одним словом. А сколько она вещей теряла… Могла выйти из магазина с пакетом, а до дома не донести. Посеять по дороге. Вы можете себе такое представить? Вот как так?

Паша не прерывал его. Только кивал.

– Она вечно всё забывала. Память как у курицы.

Паше было неприятно слушать этого человека. Что-то отталкивающее было в его речи. Только Паша никак не мог понять что… Может быть, то, что Стас совсем не произносил имён? «Сын», «ребёнок», «она». Чужое безликое «она», как будто Мира была недостойна того, чтобы её называли по имени.

– Вы часто ссорились с женой?

Стас не был готов к такому вопросу.

– Мы? Нет. Ну как все, конечно. У неё бывали срывы. Она заводилась по любой мелочи. Такая неуравновешенная. Истериками пугала ребёнка. Я, как мог, пытался сгладить углы. Даже советовал ей пойти к врачу, чтобы он прописал успокоительное.

– А почему она так себя вела?

– Я считаю, что у неё были проблемы с психикой. Она могла наорать на ребёнка. Ни с того ни с сего. Бросить в меня какой-нибудь вещью, разбить посуду. Я даже боялся отпускать её куда-либо одну с ребёнком. Видите, не зря.

– Всё так плохо?

– Да, неконтролируемые вспышки агрессии. Она меня этим иногда пугала.

– Мирослава состояла на учёте в диспансере?

– Нет. Но, наверное, мне стоило настоять на том, чтобы она обратилась к врачу.

– То есть в том, что произошло, вы вините Миру?

– Я уже никого не виню. Но если бы она…

Станислав прикрыл глаза рукой.

Паша поймал в отражении свой взгляд. Из зеркального шкафа на него глядел насупившийся парень с придирчиво поджатыми губами, на его физиономии было написано явное отвращение к Стасу. Паша попытался расслабиться и придать лицу более нейтральное выражение.

Хорошо, что Стас, занятый своими рассуждениями и переживаниями, почти не смотрит на него.

– Я как представлю… – всхлипнул Стас.

Опустив голову на руки, он замолчал. Паша отвернулся, он почувствовал, как шевельнулось сомнение: может, всё не так, как ему кажется? Возможно, Стас действительно страдал и весь его монументальный вид был лишь камуфляжем? Ширмой, скрывающей его истинные переживания? С одной стороны, этот тип был Паше жутко неприятен, с другой – у Стаса случилось огромное горе. И кто знает, как бы Паша повёл себя на его месте.

– Скажите… как вы считаете, ваш брак был крепким? Мира была в вас уверена? – задал Паша волновавший его вопрос.

Стас медленно поднял глаза. В них не было ни удивления, ни печали. Серая радужка отливала ртутью.

– Да, – тихо, но чётко произнёс он, не отрывая от гостя взгляда. И после паузы добавил: – Я думаю, подобные вопросы неуместны. У вас всё?

Нет, уходить было ещё рано, надо выполнить задуманное. Паша намеренно закашлялся, потом хрипло произнёс:

– Вы не принесёте мне воды? С утра в горле першит.

Станислав молча встал и нехотя удалился на кухню. Паша, не переставая кхыкать, аккуратно приоткрыл ближайший выдвижной ящик шкафа и бесшумно опустил туда браслет. Пусть Стас гадает потом, как он там очутился. Сам же только что говорил, что Мира была не в себе, невнимательная до безобразия.

Поблагодарив за стакан воды, Паша вскочил и торопливо начал прощаться, произнося дежурные фразы:

– Спасибо, что ответили на вопросы. Мы сообщим вам, как будет продвигаться расследование.

Стас вышел вслед за ним в холл и, наблюдая, как Паша одевается, бросил пренебрежительно:

– Конечно, полиции же «палки надо рубить», показатели поднимать.

Паша не ожидал такого наезда, замешкался и чуть не надел ботинок на другую ногу. Поднял на Стаса глаза:

– Вас это волнует?

– Ну-у… вам ведь невыгодно, если дела нераскрытые висят, – пояснил Стас, криво улыбаясь.

Вот ведь скотина, всё правильно я о нём понял, подумал Паша, резко толкнув дверь. Притянутая сквозняком, она захлопнулась за его спиной с громким стуком.

Вечером Паша снова мучился от бессонницы. Мира… Мира… а вдруг Стас сказал правду? Неужели у Миры было не всё в порядке с головой? Та Мира, с которой Паша ходил в школу и университет, была нормальной, она не была сумасшедшей, он точно это знал. Но столько лет прошло. Интересно, с ума сходят постепенно или в одно мгновение? И шизофренией можно заболеть, как гриппом или ангиной? Щёлк – и ты уже буйно помешанный. Конечно, он не мог не заметить перемен, которые с Мирой произошли. Печальные глаза, нервные движения. Может, она просто повзрослела? Разве могла она быть безумной?

В это Паша верить не хотел.

25 марта. Понедельник

На работу Паша шёл с тягостным предчувствием. Он подсознательно ждал и одновременно боялся нового звонка Виталины. В том, что её предсказания сбываются, он уже убедился. В том, что она в скором времени позвонит, почти не сомневался.

– Кто смотрел вчера фигурное катание? Видели, как Загитова всех сделала? – проговорил Мишин с несвойственным для него блеском в глазах. Васильич был заядлым болельщиком и любил играть на тотализаторе. Эта единственная страсть волшебным образом оживляла его вечно уставшее лицо, особенно когда его ставки оказывались выигрышными.