В Сирии и Палестине было около ста двух епископств, и далеко не все из них процветали. Неизвестно, существовали ли многие из них перед крестовым походом; положение тех, кто существовал, – пятерых архиепископов и девяти епископов, было весьма непрочным; доходы от земельных владений, обычно кормившие церковь, собирались с большим трудом, и Церковь добилась сбора церковной десятины в свою пользу, только справившись с недовольством баронов и простых христиан, раздраженных тем, что с них взимают налоги, а с мусульман – нет.

Роль прелатов, представлявших Церковь в Святой Земле, можно оценивать по-разному. Одни, как Даимберт, слишком гордились своими полномочиями и, прежде всего, требовали их признания; другие были святыми, проникнувшимися духом Евангелия; третьи было похожи на первых и вторых, и они разрывались между молитвой и своими амбициями. Однажды противостояние первого и второго типа священников воплотилось в личности двух клириков, сыгравших важную роль в особенно критический для Иерусалима миг, ибо тогда рушилось королевство Иерусалимское. Одним был Ираклий, патриарх Святого города, назначенный на это место благодаря заступничеству Агнессы де Куртене, которая, по утверждению хронистов, "не отличалась добродетельностью, но слишком любила сеньорию (власть) и была жадна до денег"; подобно ей, Ираклий был достойным презрения скупцом. Его жизнь была полна скандалов – на улицах пальцами показывали на его любовницу, которую в народе прозвали "патриархессой". Ираклий был душой заговора, в результате которого после смерти прокаженного короля Балдуина IV, в нарушение последней воли покойного, был лишен регентства Раймунд III Триполийский, что, в свою очередь, сделало возможным коронацию сестры короля Сибиллы и выбранного ею бездарного мужа, Гвидо де Лузиньяна, несмотря на оппозицию баронов. Молва винила Ираклия и в предполагаемом отравлении человека, бывшего олицетворением совершенно иных качеств – Гильома Тирского и отстранении его, в свою пользу, от Иерусалимского патриаршества.

Сам Гильом, человек, абсолютно несхожий с Ираклием, стал одним из самых величественных персонажей франкской Сирии, которой он посвятил свой исторический труд. Сын этой страны, рожденный в Палестине, возможно отпрыск французской семьи, он был представителем поколения, которое в силу своего смешанного происхождения испытало на себе влияние двух культур; хотя Гильом завершил свое воспитание на западе, где ему довелось изучать свободные искусства и каноническое право, великолепно знал французский и латынь, он также говорил, будучи коренным жителем Палестины, на греческом и арабском, он даже немного понимал древнееврейский, что было абсолютно нормальным для образованного человека, жившего в библейской земле. Гильом был каноником в Тире, когда в 1167 г. король Амори, привлеченный его блестящими дарованиями, выдвинул его на место главного декана в этом городе и предложил ему написать историю его правления. Спустя несколько лет хронисту, участвовавшему по поручению короля во многих посольствах и переговорах, Амори доверил воспитание своего сына Балдуина; Гильом обучал мальчика четыре года, с 1170 по 1174 гг., и именно тогда он составил свою "Историю деяний за морем (Historia rerum transmarinum)", один из основных источников по истории Иерусалимского королевства, с первых дней его образования до падения Иерусалима, а также, что свидетельствует о любознательности и широте кругозора автора, – "Историю деяний князей Востока" – повествование, ныне, к несчастью, утраченное, об истории арабов со времен Магомета.

Чтобы понять, как Гильом Тирский представлял свою задачу историка, достаточно прочесть один отрывок из его труда, посвященный нахождению в Антиохии Святого копья, которое должно было поднять боевой дух крестоносцев. Но обстоятельства, при которых Петр Варфоломей нашел копье, заставили крестоносцев усомниться в искренности этого провансальского священника, после чего тот решился пройти ордалию, испытание огнем, чтобы доказать свою правоту:

"Варфоломей умер несколько дней спустя, и многие говорили, что, поскольку до этого (ордалии) он был совершенно здоров и полон жизни, столь стремительная кончина была следствием испытания, и, (следовательно) свидетельствовала, что он был защитником обмана, раз нашел свою погибель в огне. Другие же, напротив, говорили, что (когда) он вышел из костра целым и невредимым, избегнув действия огня, толпа, в благочестивом исступлении бросившись на него, так напирала и давила со всех сторон, что это было единственной и истинной причиной его смерти. Таким образом, этот вопрос так и не был до конца разрешен, и (остается) покрытым великой тайной".

И это все – Гильом излагает факты, но сам не принимает ту или иную точку зрения, поскольку ни одна не кажется ему более убедительной, чем другая. Но иногда автор способен испытывать эмоции: как видно из хроники, весть о том, что его царственный воспитанник в возрасте восьми лет был поражен проказой, тут нарушило его сдержанность:

"Мы старались с заботой развивать его характер, а также научить словесности. Он же без конца играл со своими сверстниками из благородных (семей), и часто, как это бывает с детьми, когда они веселятся, они щипали друг друга за руки: все (дети) вскрикивали, чувствуя боль, но юный Балдуин переносил эти игры с необычайным спокойствием, как будто и не испытывал никакой боли. Я посчитал сначала, что это проистекает из его (природного) терпения, но вовсе не от повреждения чувствительности; я его позвал и узнал, наконец, что его правая кисть и рука нечувствительны. Это было началом и первым признаком очень тяжкой и совершенно неизлечимой болезни. Когда же он (Балдуин) достиг зрелых лет, стало ясно, о чем мы не можем вспоминать без слез, что юноша поражен проказой".

По поводу труда Гильома Тирского можно только повторить недавно высказанное суждение историка А. С. Крейя: "Его история превосходит все современные анналы, как латинские, так и арабские, по своей жизненности, энергии и информированности". Добавим: и по своей справедливости.

Когда его воспитанник в четырнадцатилетнем возрасте стал иерусалимским королем, Гильом Тирский, назначенный канцлером, и, в следующем году (1175 г.) архиепископом Тира, принял участие во всех его военных кампаниях и поддерживал все героические деяния этого подростка, подтачиваемого болезнью, которая свела его в могилу в двадцать четыре года; за свою жизнь Балдуин не только смог одержать верх в боях с перегруппированными и объединенными под предводительством Саладина мусульманскими силами, но и противостоять интригам королевы матери, его дяди Жослена де Куртене, патриарха Ираклия и вероломного магистра ордена тамплиеров Жерара де Ридфора, приведших, в конце концов, к падению королевства. И, независимо от того, каковы были причины смерти короля и его учителя архиепископа Тирского, приятно сознавать, что они умерли, не увидев сражения при Гаттине, которое повлекло за собой потерю Святого города и свело на нет все победы прокаженного короля (часто одержанные в совершенно безнадежных условиях – в битве при Монгизаре 500 рыцарей Балдуина победили 30-тысячную армию Саладина).

Урбан II, отправляя поход, надеялся также восстановить связь между восточной и западной церквами, разорванную со времен схизмы 1054 г., когда византийцы прекратили все отношения с римским престолом. Однако эти его надежды потерпели крах; если и были предприняты определенные попытки сближения, если даже некоторые группы, как марониты, вернулись в лоно римской церкви, то многочисленные конференции, на которых стремились положить конец церковным распрям Запада и Востока, не привели ни к какому практическому результату.