в Крымске у него есть другая девушка, и именно ее он видит в будущем своей супругой.

Мне не забыть тот день, когда она прибежала ко мне домой вся в слезах, и полчаса я не могла привести ее в себя и узнать, что произошло. Когда она, наконец, смогла мне все объяснить, я до глубины души растрогалась ее горем, мы поплакали вместе, и в ту ночь она снова осталась у меня ночевать. Мы больше не трещали и не смеялись, как раньше, а просто пролежали в обнимку всю ночь, не говоря друг другу ни слова.

С тех пор прошло почти два года, раны Юли затянулись, она снова стала улыбаться и радоваться жизни. Но ее отношение к парням изменилось. Она больше не шла ни с кем на сближение и как будто бы закрыла для себя тему любви. Мы снова сблизились, и я отмечала для себя, что наша дружба стала крепче.

Мы с Юлей оказались около аудитории самыми первыми. Она находилась на втором этаже, и, пройдя с лестницы через холл налево, мы попали в длинный коридор. В нем не было окон, и освещался только люминесцентными лампами. Одна из них постоянно моргала и неприятно раздражала глаза. Мы остановились как раз под ней, и, развешав зонты на ручке двери, подперли стену и стали ждать остальных ребят.

С приходом одногруппников в коридоре стало оживленнее. Юля начала щебетать о чем-то с парнями, а я делала вид, что слушаю ее, мысленно находясь далеко отсюда. Я поглядывала в холл, ожидая появления Шандора. Обычно он не опаздывал, и поэтому его отсутствие немного беспокоило. Назначенная на час дня конференция пересекалась с двумя последними по расписанию лентами, и нас с Шандором от них освободили, но я не допускала мысли, что он пропустит и первую пару, прикрываясь подготовкой к предстоящему мероприятию. Это не в его духе.

В коридоре появилась Лена Тимирязева и помахала нам приветливо рукой. Несколько дней она меня сторонилась, не удостаивала даже взглядом, а тут вдруг такая любезность. Или она помахала не мне? На ней короткая черная юбка в рубчик, подчеркивающая ее худобу, темные капроновые колготки на двух тонких спичках, называемых ногами, голубая вязаная кофточка на пуговицах с V-образной глубокой горловиной, за которой полное отсутствие бюстгальтера, и черные туфли без каблука на шнуровке. Это ее любимый стиль одежды, к которому все привыкли. Короткий крючковатый нос, скошенный подбородок, поникшие уголки карих глаз, низкие брови и тонкие губы – без претензий на красоту, но с лихвой компенсируемые ярким макияжем и вызывающим прикидом.

Воспитывает Лену одна мать. Об отце мы никогда не слышали, и его вроде как не было. Нет, был, конечно, но знал ли он о существовании своей дочери, нам не известно. Мать у Лены немолодая, и вероятно родила дочь для себя – чтобы не остаться одинокой на старости лет. Желая обеспечить Лене счастливое будущее, она вкалывает на двух работах, и гордится тем, что ее дочь учится в университете. Каждый год на дне рождения у Лены женщина хвастается успехами дочери в школьные годы – ведь она хорошо училась, и даже участвовала в нескольких олимпиадах – и показывает нам ее грамоты и медали, но сама Лена связывает свой успех не с наличием ума, а с изворотливостью и находчивостью. Искусное владение шпаргалками и умение «лить воду» помогали ей справляться с учебой и в школе, и в университете. Она знает историю, и если бы меньше ленилась и больше прикладывала усилий к учебе, то могла бы быть отличницей.

Лена полна решимости встретить мужчину своей мечты. Ее идеал – «принц на белом коне», но так чтобы – принц побогаче, а лошадиных сил в «коне» побольше. Ей претит жизнь, как у матери, она грезит об удачном замужестве и отчего-то думает, что богатого мужика встретит в ночном клубе.

Однажды даже вывела нас с Юлей в такое место. Этот клуб только-только открылся в нашем городе и никаких законов по нему еще не писано. В девяностые годы так было повсюду – кругом хаос и полная вседозволенность. Впечатлений нам хватило на всю жизнь.  Громкая музыка, из-за которой невозможно разговаривать, туман по всему залу, от которого резало глаза, дым сигарет, раздражающий нос и горло, будто я сама курила, и невыносимый запах алкоголя – это то немногое, что встретило нас в многолюдном зале. Всюду пьяные мужики, пытающиеся тебя обнять, залезть к тебе под юбку и беспардонно тянущие к тебе свои губы. От одного такого я еле отбилась, и если бы не подоспевшая на помощь Юля, не знаю, чем бы это кончилось. В глазах многих танцующих отсутствие здравого смысла и нездоровая эйфория. И именно здесь Лена хотела найти своего принца.

Мы с Юлей не пробыли там и часа. Нас стало воротить от окружающей обстановки, и мы просили Лену оставить это место. Она долго отказывалась, называла нас занудами, предлагала выпить вина, расслабиться, и почувствовать вкус настоящей жизни. Она познакомилась с каким-то парнем, который не стесняясь шарил руками по ее заду, терся губами о ее шею, и это ее нисколько не смущало, а как будто бы даже заводило, и потому намерения уезжать у нее не было. Более того она сказала, что если нам здесь не нравится, она нас не держит, но сама остается, тем более что о ней есть кому позаботиться. Но мы проявили настойчивость, вырвали Лену из рук ее ухажера и настойчиво повели на выход. Она возмущалась, вырывалась, но мы не могли бросить ее одну. Мы пришли вместе, и уйти должны были втроем. Иначе, какие мы подруги?

Больше в клуб с Леной мы не ходили и отговаривали ее от его посещения, но она только отмахивалась от нас. Снова называла занудами и зубрилками, не понимающими вкус жизни. Мы перестали обращать внимание на ее «выходы в свет», как она это называла, и смирились с ее ночным образом жизни. Оставалась надежда, что она, наконец, встретит того, кто будет соответствовать ее требованиям, и он возьмет на себя заботу о ее безопасности.

Но к четвертому курсу Лена по-прежнему оставалась одна, ее случайные связи длились не больше одной ночи, но в ее поведении каких-то расстройств по этому поводу мы не замечали. Казалось, ей нравился сам процесс поиска своего принца, а не его результат, и именно в этом она находила особое упоение.

– Девчонки, – начала Лена, отводя нас в сторону от парней, – как я вчера классно сходила в клуб! Вы знаете, кого я там