Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Постой-ка — завопил он: — но промежутков, тьфу черт, ночей, меж семи дней шесть, а не пять.
Счетовод с победным видом воззрился на юношу, вопросительно задрав густые брови.
Тот, как и подобает молодости, не дрогнул:
— В свой выходной Бог отдыхал и Ночью.
Казначей восторженно хлопнул в ладоши и неожиданно легко подпрыгнул на месте:
— А знаешь, Икар, ты убедил меня, я вижу, что ты знаешь, о чем толкуешь, и я готов отправиться с тобой, уж больно хочется пощупать солнечные деньги.
— Ну что ж, — Икар полез в карман за кошельком, — в таком случае нужно купить две пары крыльев. Возьми, — он протянул деньги Казначею, — и пересчитай.
Скорость, с которой неуклюжий тучный бухгалтер выхватил кошелек из рук Икара, была сравнима с атакой кобры. Едва прикоснувшись к монетам, Казначей погрузился в знакомую и горячо любимую атмосферу, отчего тут же позабыл обо всем на свете. Он перепускал звенящий ручеек из ладони в ладонь, напевая какую-то сочиненную им мелодию, и глаза, маленькие и невзрачные, вдруг осветились пылающим огнем, готовые выпрыгнуть из глазниц и влиться в чарующий поток.
— Ты идешь? — спросил, улыбаясь, Икар.
— Погоди, погоди, — услышал он ответ, и шоу одинокого счетовода продолжилось с новой силой.
Через четверть часа Икар предпринял еще одну попытку оторвать компаньона от захватившего его целиком занятия:
— Ты идешь?
— Я не закончил, — дребезжал нескончаемый ручеек. — Еще минутку.
Дав обезумевшему бухгалтеру поиграться еще полчаса, Икар, заранее зная ответ и улыбаясь шире обычного, спросил последний раз:
— Ты идешь?
— Подожди… — начал было Казначей, но юноша просто положил рядом с ним зерно и рыбу:
— Когда закончишь счет, это зерно окаменеет, а скелет рыбы отпечатается на этих камнях солнечным светом.
Глава 13. Икар и двенадцать апостолов
Судьба, если, конечно, вас не вынесло на золотой пьедестал сразу же после оставления лона потрудившейся на славу при родах матушки, когда со страхом разлепив розовые веки, душа, облаченная в телесный кокон, определилась с местом прибытия, как правило, ведет себя удивительно бесцеремонно; то вверх, то вниз, то согрешение, то подвиг, и опять грех, и снова грех, и еще грешок, а подвиг в единичном исполнении удаляется все дальше и дальше по мере перелистывания своей Великой Книги Памяти.
Икар, юноша безобидный и добродушный, вот уже несколько дней посвятивший безрезультатным поискам крыльев, способных доставить его худющее, изможденное тело на Солнце, был грубо схвачен прямо на улице, посреди белого дня и доставлен к местному Судье на самый настоящий допрос. Столь неожиданный для молодого человека поворот колеса Фортуны объяснялся довольно просто: намедни под носом задремавшей няньки бесследно исчез семилетний мальчуган, сын весьма достойных и уважаемых родителей. Интрига заключалась в том, что дверь в детскую была заперта на ключ, многочисленная домашняя прислуга ничего не видела и не слышала, а на клумбе, засаженной розами и пионами, под открытым настежь окном (к слову сказать, на втором этаже) не обнаружилось никаких следов, вообще. Единственной уликой, хоть как-то подсказывающей следствию направление поисков, оказался оставленный мальчиком на столе рисунок солнца и человеческая фигурка, тянущая (или указующая) руку к нему.
Горожан потрясла эта загадочная история, и многие вспомнили о молодом человеке, недавно появившемся в городе и зазывавшем отправиться вместе с ним к небесному светилу.
Незнакомца вычислили быстро, и вот теперь несчастный Икар со связанными за спиной руками стоял перед высокой кафедрой красного дерева, за которой удобно устроился облаченный в мантию и ловко накрученный пепельный парик Судья.
— Прежде чем приступить к рассмотрению дела, я намерен пригласить свидетелей, — грозно оттарабанил Судья и, высморкавшись в платочек лилового цвета, добавил уже более мягко: — Они же выполнят роль и присяжных.
Боковая дверца распахнулась, и на длинную дубовую скамью справа от судейской кафедры один за одним уселись старые знакомые Икара: Рыбак, Землепашец, Солдат, Гончар, Художник (без натурщицы), Целитель, Поэт, Священник, Каменщик, Роженица и Казначей.
— Итак, — торжественно произнес Судья, когда все шорохи, кряхтения и вздохи затихли. — Приступим к опросам. Вызываю первого свидетеля.
Охранник, застывший за спинами присяжных, ожил и коснулся плеча Рыбака. Тот вразвалочку, оставляя на каменном полу зала заседаний мокрые следы, добрался до кафедры и предстал перед Судьей.
— Известен ли вам этот человек? — рукав мантии указал в сторону Икара.
— Да, Ваша честь, — кивнул головой Рыбак, пряча глаза от взгляда юноши.
Ответчик явно волновался, руки его дрожали, и, чтобы успокоиться, он мял свою провонявшую рыбой шляпу судорожными движениями сильных пальцев, привыкших к плетению сетей.
— Я ловил рыбу, Ваша честь, в разрешенном месте, у меня и бумага от бургомистра имеется, — он полез в карман, но Судья остановил его:
— Суд верит вам, продолжим. Призывал ли вас этот человек к чему-либо?
— Д-да, — вдруг начал заикаться Рыбак, и его голова запрыгала на широченных плечах, как поплавок при хорошей поклевке, — н-на Солнце.
— И как вы отреагировали? — Судья приподнял напудренный, пропахший меловой пылью парик и вытер вспотевший лоб.
— Я сопротивлялся, Ваша честь, полагая, что передо мной умалишенный, — Рыбак вконец изуродовал свой головной убор, превратив его в бесформенный матерчатый ком, после чего быстро засунул остатки шляпы в карман бушлата. — И относился к его речам несерьезно.
Судья нахлобучил парик обратно:
— Мог ли этот человек уговорить вас?
— Нет, — отчаянно замотал башкой-поплавком свидетель.
— А ребенка? — выкрикнул Судья, разбрызгивая слюну на бумаги, лежавшие перед ним.
Повисла пауза.
— Суд ждет, — опытный Судья знал, как настоять на своем.
Рыбак не знал, что ответить, и бросил взгляд на Икара, но подсудимый, сидя на своей скамейке, увлеченно разглядывал собственную обувь.
— Да, несомненно, — вдруг произнес, не выдержав тяжелого взора вопрошающего, свидетель. — Он мог настоять на посещении Солнца.
— Теперь, — многозначительным тоном прогремел довольный Судья, — я спрашиваю вас как присяжного. Виновен?
Под сводами зала заседаний негромко, но четко прозвучало: «Да».
Судья с ухмылкой сделал пометку в своих бумагах и, жестом отпустив Рыбака на место, повернулся к Икару:
— Что скажете в свое оправдание по данному свидетельству?
Икар, не поднимаясь со скамьи и не отрывая взора от собственных ног, тихо проговорил:
— У рыбака должны быть ловкие пальцы и изворотливый ум, ведь он плетет сети и ловит скользкую рыбу.
Судья криво усмехнулся:
— Значит, признаете свою вину?
— Нет, — последовал ответ.
Судья кивнул и сделал запись, как того требовал протокол. По сути, дело было