Но они не видели смерти своего солнца, гибнущего в огне собственного народа. Конца своего мира. И еще не знают, что не все поломанное можно починить.

– Может быть, найдем компромисс? – предлагает Танету Скарлетт Джонс, проводя пальцами по своим пламенным волосам. – Если вы согласитесь допустить легионера Гилврэта в грузовой отсек, он сможет выгрузить доставленные медикаменты, пока мы обследуем системы станции?

Гм.

Я смотрю на человеческую женщину, которая взялась говорить за меня.

Довольно умна.

Танет молчит, задумчиво потирая лоб.

– Откровенно говоря, сэр, чем быстрее мы сделаем работу, тем быстрее перестанем вам мешать, – заверяет его Тайлер Джонс. – Даю вам слово: легионер Гилврэт на станции «Саган» будет неукоснительно следовать всем протоколам Легиона.

Смотрю на человека, оказавшегося моим командиром, прищурившись.

Доверчивый.

Несмотря на заверения нашего дипломата, я все равно не верю, что Танет согласится. Сильдратийцы – народ благородный и древний.

Воины, ушедшие за Звездным убийцей, отказавшиеся признать мир с терранами, назвали себя в своей гордыне Несломленными. Даже те из нас, кто принял мир, все еще чувствуют, как ноет уязвленная этим договором гордость. Мы, сильдратийцы, конечно, уже не те, что были раньше, но милостыни от чужих не принимаем. Тем более от тех, кто лишь две-три сотни лет назад неуверенно шагнул в Складку.

Так что для меня становится неожиданностью, когда Танет поджимает губы и наклоняет голову в знак согласия. Видя тени у него под глазами, написанное на лице отчаяние, я понимаю, что положение у них еще плачевнее, чем я себе представлял.

Здесь все не то, чем кажется.

С шипением открывается шлюз нашего корабля, и в нос ударяет запах затхлого воздуха и застарелого пота. В отсеке мигают неисправные огоньки, и я вижу с полдюжины поджидающих нас сильдратийцев.

Они в традиционных тогах, на развевающейся ткани вытравлены глифы клики Путеходцев. Кристаллы Пустоты нанизаны на серебристые украшения у них на шеях. Все они высокие, изящные. Но худые. Отощалые. Есть лица, на которых оставили след столетия. И, если не считать псионного клинка на поясе у самой младшей, все безоружны.

Физический контакт в моем народе считается чем-то интимным. Сильдратийцы не прикасаются к чужим, а у терран, я знаю, есть обычай пожимать руки при встрече. Поэтому я удивлен, когда Скарлетт Джонс подходит к Танету, подносит пальцы к глазам, к губам, потом к сердцу в безупречном знаке приветствия.

Первый Путеходец отвечает на этот жест с легкой озадаченной улыбкой – ему приятно видеть, что терране так осведомлены о наших обычаях.

Скарлетт Джонс представляет всех членов нашей команды.

– Тайлер Джонс, наш командир. Зила Мадран, ученый. Финиан де Сиил, бортинженер. Кэтрин Брэннок, пилот. И наконец – Кэлиис Идрабан Гилврэт, наш военный специалист.

Сильдратийцы один за другим закрывают глаза и разворачиваются ко мне спиной, пока не остается стоять к нам лицом один только Танет. Но и он не удостаивает меня взглядом.

– Вам пятерым мы рады, – говорит он. – Мы не просим помощи, но с благодарностью примем любую, которую нам предложит Легион Авроры.

Тайлер Джонс оглядывает грузовой отсек, отмечает прыгающее напряжение, торчащие из щелей и болтающиеся на стенах провода, затхлость воздуха. Запустение он видит сразу, как и я. Станция заброшена ее первыми владельцами много лет назад, и без денег и ухода она рассыпается. Теперешние ее обитатели в острой нужде. Но где-то в глубине души мне печально видеть, что столь древние представители моего народа так жаждут помощи. Словно нищие унижаются перед этими детьми.

Когда-то мы ступали по межзвездной тьме, и не было нам равных.

Во что же мы превратились?

– Где остальные ваши люди? – спрашивает Тайлер.

– Остальные? – хлопает глазами Танет.

– Командование Легиона меня информировало, что здесь около семи тысяч беженцев.

– Нас не больше сотни, юный терранин.

Тайлер Джонс обменивается озабоченным взглядом с сестрой, Зила Мадран просто моргает, как автомат, записывающий данные для дальнейшей их обработки. У Финиана де Сиила тот же вопрос в больших черных глазах, что и у Кэт Брэннок. И у меня.

Зачем было лететь так далеко, так рисковать ради парочки беженцев?

– Есть у вас центр управления и командования? – спрашивает Тайлер Джонс. – Надо бы посмотреть на ваши системы, чтобы определить приоритеты работ.

– А еще бы церковь неплохо, – бурчит себе под нос наш Ас, разглядывая грузовой отсек. – Чтобы Творца спросить, какого хрена мы тут делаем?

– Есть центр управления, – говорит Танет. – Прошу за мной.

Он поворачивается к самому молодому из своих спутников – это девушка с псионным клинком.

– Аэдра, присмотри за разгрузкой лекарств. И вот… – он косится на меня, – за ним. Внимательно.

Девушка бросает на меня враждебный фиалковый взгляд и отвечает на нашем языке:

– Твой голос – мои руки, Первый Танет.

Тайлер Джонс смотрит на меня, вопросительно приподняв бровь, я наклоняю голову, показывая, что все будет хорошо.

Мой экипаж уходит за Путеходцами в лифт, который раза в два старше Танета и во столько же раз дряхлее.

– Вы тут, детки, играйте мирно, – улыбается Финиан де Сиил.

Лифт медленно уходит к верхним уровням, лязгая по пути. Вдруг он трясется и останавливается без видимой причины, и наш Технарь хлопает ладонью по панели, пытаясь его привести в движение. Наконец мой экипаж скрывается из виду.

Я оказываюсь наедине с этой девушкой.

Высокая, стройная. Кожа загорелая, волосы серебряные, убраны со лба и сверкающей волной стекают на плечи. Теперь, когда терране нас не видят, она позволяет себе не так тщательно скрывать презрение. Кривит губы, глаза блестят ненавистью. Я знаю, что она меня сейчас телепатически сканирует – моя мать была из клики Путеходцев и научила меня признакам. Я чувствую, как разум Аэдры легонько давит на мой – это она считывает мои поверхностные мысли.

Опускаю глаза на рукоять псионного клинка и вижу на указательном пальце опоясывающий его глиф-кольцо. По виду Аэдра еще слишком молода, и Тяге пока что не должна быть подвластна. И все же внутри круга – одинокая слеза, и я знаю, что ее возлюбленный уже погиб и вернулся в Пустоту.

– Да покажут ему духи путь домой, – говорю я.

Она быстра, как солнечный луч. Дуга энергии вылетает из рукояти – красновато-лиловая, потрескивающая, отражающаяся в глазах девушки, приставляющей мне клинок к горлу.

Что-то шевелится внутри меня, когда она взмахивает оружием.

Зов моей крови.

Внутренний Враг.

Я смиряю его и заставляю себя быть спокойным.

– Может, этих младенцев, которых называешь своими товарищами, ты обманул, – рычит она, – но мне твоя душа видна! В ней одна лишь грубая сила! Кровь нашей родины на тебе – на тебе и на твоем роду проклятом.

Знаю я эту песню. Все сильдратийские кадеты Академии ее пели. Каждый сильдратиец, которого я встречал после того, как наша звезда сгорела дотла. Глиф у меня на лбу говорит, кто я, раньше, чем я успеваю рот раскрыть. И все же