– Ваше величество, да избавит вас Господь Бог от всякого зла.

Когда жена Брюске явилась к королеве и действовала согласно указаниям мужа, то королева стала ее расспрашивать о ее времяпровождении и о хозяйстве, стараясь говорить так громко, как только она могла. Брюске оставил свою жену одну с королевой, и если последняя говорила громко, то первая положительно кричала, как помешанная; их разговор отдавался даже на дворе.

В это время приехал и маршал Строцци, но Брюске заранее предупредил свою жену, что и маршал был до такой степени глух, что ему нужно кричать в ухо. Маршал тотчас догадался, что это штуки самого Брюске, и, взглянув в окно, увидел одного из королевских охотников, позвал его к себе и сунул ему несколько экю, чтобы тот трубил в свой рожок, висевший у него на поясе, в ухо жене Брюске, пока он не сделает ему знак, что довольно. Затем маршал обратился к королеве и сказал:

– Ваше величество, эта женщина глуха, и я берусь ее вылечить.

Затем он стал держать голову жены Брюске, а охотнику приказал трубить ей в уши; несчастная вырывалась из рук маршала, но тот крепко держал ее, а охотник трубил до тех пор, пока совершенно не оглушил ее; жена Брюске была больна в течение целого месяца, и ее лечение обошлось дорого. Таким образом, Брюске, заставивший других кричать громко, чтобы говорить с его женою, которую выдавал за глухую, теперь сам должен был говорить с нею очень громко, чтобы она могла его слышать, пока она совершенно не выздоровела; это, конечно, не очень приятно было шуту, потому что его жена, часто недослышав мужа, делала все наоборот, чем он приказывал».

Конечно, это была крайне глупая шутка, и она дает нам скорее представление о грубости нравов того времени, чем об уме маршала Строцци и Брюске. Весьма естественно, что это крайне удивляет читателей, так как в это время двор Валуа считался одним из самых блестящих в Европе дворов, где все отличались самою изысканною вежливостью и соблюдали самый строгий придворный этикет, а между тем эти люди нисколько не считали постыдным для себя находить удовольствие в таком жестоком развлечении, как в том, что бедная женщина является жертвою шутки вельможи. Брюске отомстил за это очень забавным способом:

«Однажды, – рассказывает все тот же Брантом, – маршал Строцци приехал на почтовых в Париж к пасхальной заутрене, но отправился прямо к себе в дом, находившийся в Сен-Жерменском предместье; он не хотел, чтобы кто-нибудь знал о его приезде, а намеревался явиться ко двору только после праздника. Но Брюске узнал об этом от того почтаря, который привез маршала; тогда он нанял двух францисканских монахов, заплатив им по экю; он рассказал им, что в Париж приехал один вельможа, который живет в предместье Сен-Жермен, куда он, Брюске, и отведет их; этот вельможа одержим злым духом, потому что он не хотел явиться к заутрене и не желал видеть духовных лиц; поэтому монахи сделают доброе дело, если отправятся к нему, снесут ему святой воды и постараются вразумить его своими наставлениями. Монахи, конечно, согласились совершить такое доброе дело и отправились вместе с Брюске. Дорогой шут объяснил еще монахам, что им придется иметь дело не только с человеком, но и с дьяволом. Монахи ответили ему на это, что они ничего не боятся, так как им приходилось встречать на своем веку много подобных людей. Брюске проводил монахов не только до дома маршала, но даже ввел их в его покои; слуги хорошо знали Брюске, и когда тот объявил им, что сам маршал пожелал видеть этих монахов, чтобы поговорить с ними по душам, то, конечно, его пропустили беспрепятственно вместе с его спутниками. Брюске дошел до спальни маршала, впустил туда монахов, а сам остался в соседней комнате. В это время маршал лежал в постели и читал какую-то книгу; монахи, вошедши в комнату маршала, спросили его, как он себя чувствует душевно и телесно. Маршал, увидев монахов, пришел в ярость; он закричал на монахов, что им здесь нечего делать и что он предлагает им тотчас же удалиться, так как он вообще не любил монахов; но последние стали читать ему наставления, чего он также терпеть не мог. Строцци вскочил с постели и схватился было за шпагу, которая висела у его изголовья, но один из монахов предупредил его и сам схватил эту шпагу, как ему еще заранее посоветовал Брюске. Маршал, вскочив с постели, хотел отнять у монаха свою шпагу, произошла борьба, послышался крик и шум, прибежала прислуга маршала и даже сам Брюске со шпагою в руке, затем он спокойно увел монахов. Конечно, слух об этом происшествии скоро дошел и до короля, который не знал о приезде маршала и много смеялся его странной скрытности. Маршалу волей-неволей пришлось отправиться во дворец и посетить короля».

Вскоре, конечно, все узнали, что такая шутка была устроена не кем иным, как Брюске, и бедному шуту едва не пришлось дорого поплатиться за такую необдуманную выходку. В это время религиозного фанатизма подобная выходка считалась большим преступлением.

Дня два спустя после этого маршал принес жалобу инквизитору: Брюске был посажен в тюрьму. Тогда маршал объяснил все королю, и шут был освобожден из тюрьмы, так что избавился от кары инквизиторов.

Брантом рассказывает еще массу анекдотов о Брюске и, кажется, не без сожаления заканчивает свои рассказы об этом шуте. Он между прочим говорит, что Брюске представляет своим пребыванием при дворе богатый, даже почти неисчерпаемый материал. Королевский шут имел право говорить и делать, что он хочет, и мог страшиться только одних инквизиторов, но этим господам также нелегко было засадить королевского шута в свои ужасные подземелья, потому что на выручку такого узника всегда являлась королевская стража, которая и освобождала его по приказанию короля. Часто, когда вокруг трона царило безмолвие, один только королевский шут осмеливался возвышать голос и под бубенчики своего колпака начинал говорить, нисколько не стесняясь присутствия сильных мира сего. Но, несмотря на полное снисхождение, с каким Брантом относился ко всем поступкам Брюске, все же мы должны признаться, что этот шут заходил часто слишком далеко и в своих речах, и в своих действиях, словом, он всецело пользовался данной ему свободою.

Брюске пережил Генриха II и остался при дворе и в царствование Франциска II, и даже был во время царствования Карла IX. Но такое лицо, которое во время трех царствований забавляло своими шутками