В очередной раз приезжает Нестор. Никогда еще дом на Ам Блютенринг не был так полон. Никогда мы еще не ждали Нестора с таким нетерпением. Катя даже настаивала на том, чтобы он приехал с женой, но Нестор отказался. Ему кажется важным сохранить деловой характер приездов, а жену он обещает привезти позже. Об Ане и ее матери Нестор ничего не знает.

Чтобы ввести Нестора в курс последних новостей, в аэропорту встречаем его мы с Катей. Нестор (посажен на переднее сидение) реагирует на новости сдержанно, как и подобает человеку, беспристрастно фиксирующему события. Уточняет возраст и род занятий вновь прибывших, но внятного ответа не получает. Ничего, кроме возраста Ани, до сих пор как-то не выяснилось.

– Просто неловко было спрашивать, – объясняет Катя.

Приезд Нестора кажется нам поддержкой. Некоторой даже надеждой на разрешение того, что пока выглядит неразрешимым. Мы стоим в пробке, Катя по-прежнему напряженно смотрит вперед. Говорит ровным голосом.

– Я очень хотела иметь детей. Всегда. Когда окончательно выяснилось, что у меня их быть не может, я как бы между прочим вспомнила историю Рахили. – Смотрит на меня. – Глеб сразу понял, куда я клоню.

– Катюш, – кладу ей руку на плечо, – ты ставишь нашего друга в неловкое положение.

– Он сказал мне, что я не Рахиль, а потому с точки зрения нравственности есть вопросы.

Нестор ослабляет ремень и поворачивается к Кате.

– Если это прямо не относится к делу, мне и в самом деле неловко.

– Относится. Прямо… Глеб, значит, не хотел, а я настаивала. Так в нашем доме появилась моя сестра Барбара. – Катя заводит заглохший мотор и проезжает метров пятьдесят. – Из этой сумасшедшей затеи ничего не получилось. Выражаясь по-библейски, чрево Барбары тоже оказалось заключено. А теперь история повторилась. Только не так, как я хотела…

Палец Нестора скользит по ремню безопасности.

– Эта девочка отказывается от врачебных консультаций. – Катины губы дрожат. – Говорит, что у них это не принято. Что, если она почувствует себя плохо, сама обратится к врачу.

Нестор едва заметно улыбается.

– Похоже, она чувствует себя хорошо… Она и ее мамаша.

– Когда я попробовала настаивать, она сказала мне, что это ее ребенок, а не мой, и чтобы я не вмешивалась.

Катя утыкается лицом в плечо Нестора. Нестор гладит ее по голове. Передние машины трогаются с места, задние сигналят. Катя резко стартует и чуть не врезается в черную Ауди. От удара о стекло после резкого торможения ее и Нестора спасают ремни безопасности.

По прибытии – обед-знакомство. На столе появляется бутыль самогона. Ее на вытянутых руках по просьбе Людмилы вносит Геральдина. Катя вопросительно смотрит на Нестора, но тот увлеченно слушает Людмилу. Она рассказывает о том, как предсказывать погоду по муравейникам.

– А вы, простите, с Ленинграда? – неожиданно прерывается Людмила.

– С него.

– Так там же нет муравейников!

Изумление Людмилы подразумевает, что эта рюмка сегодня – не первая.

– Представьте себе, ни одного, – подтверждает Нестор.

Поджав губы, Людмила выстраивает стопки в два ряда и одним движением, не поднимая горлышка бутылки, разливает в них мутную жидкость.

– А нахера ж я тогда все это рассказываю?

– Не знаю, мама, ой, не знаю… – Аня оборачивается к Нестору: – А вы правда писатель?

Нестор вежливо улыбается. Аня бросает злобный взгляд на мать.

– Так напишите про мою маму, а? Она ж находка для писателя. И про муравейники не забудьте.

Катя встает, намереваясь унести стопки с самогоном, но Людмила проворно прикрывает их рукой.

– Знаешь семинарский устав?

Катя замирает. Аня встает.

– Мама!

– Анька, фатит мамкать! Семинарский устав: выпей и постав.

Свободной рукой Людмила поднимает свою стопку и, выпив, со стуком ставит на стол. Показывая, как правильно ставить, несколько раз стучит стопкой по столу. Стопка издает глухой мощный звук, полностью соответствующий слову постав. Людмила берет с тарелки кусочек рокфора и не без изысканности (отставленный мизинец) кладет на язык. Замирает от непередаваемости вкуса.

В руках у Ани стопка. Все замолкают.

– Одну – можно, – Людмила излучает спокойствие. – Самогон – чистая слеза.

– Nein… – испуганно выдыхает Катя.

Людмила начинает терять терпение.

– Эй, зятек, кто в доме хозяин? Она долго будет нам мóзги выносить? – Показывает на Аню. – От твоя жена, она ждет твоего же ж ребенка, а это кто такая? – Поворачивается к Кате. – Ты кто тут вообще такая? Мне тебя куда, блин, засунуть?

Катя закрывает лицо руками. Я отнимаю у Ани стопку и выпиваю ее одним махом. Медленно подхожу к Людмиле. Та смотрит на меня с беспокойством. Чуждая демократических ценностей, ожидает рукоприкладства.

Аня встает так резко, что стул за ее спиной падает.

– Я уезжаю!

– Анька, ты шо, перепила?

– Я перепила? Как вы мне все осто…ли!

– И мама?!.

– Ты – в особенности.

Аня наливает себе самогона и выпивает.

– Подумайте о ребенке! – истошно кричит Катя.

– Та какой там ребенок… Нет никакого ребенка! – кричит мне Аня. – Нет! Я всё выдумала.

Она пинает лежащий стул, и он несколько раз перекатывается по полу. Стул поднимает вошедшая Геральдина. Она не понимает, что происходит, но догадывается, что задавать вопросы несвоевременно. Спокоен только Нестор:

– А можно спросить, зачем выдумывала?

– Может, замуж хотела выскочить! Или хотя бы грóшей срубить… – Аня снова себе наливает, но теперь ее никто не останавливает. – А ты думал, его полюбила?

Все смотрят на меня.

– Ох, Аня… – наливаю себе самогона.

– А как снимал меня в ресторане – не охал!

Людмила хлопает себя по бедрам.

– Снимал! Теперь окружающие подумают… – Поворачивается к окружающим. – Я вам скажу, шо… шокирована.

– А ты вообще заткнись – весь город Мелитополь обслуживала! – Неожиданно – Нестору: – Да мне ни он, ни его деньги нахрен не нужны! Так и запиши, писатель.

Аня медленно идет к двери. На пороге оборачивается, и взгляд ее теряет злость.

– Кого мне жалко, Катька, так это тебя. Всем привет…

Людмила задумчиво жует колбасу. Смотрит вслед уходящей Ане.

– Себя бы пожалела, чучело. Лифчик купить не на что. – Выдохнув, опрокидывает стопку.