Я безотлагательно вылезла вперёд и возмутилась творимым произволом:

— Ты сбрендил?! Ты на кой ляд к моему коню свои загребущие ручонки тянешь?

Дроу упорно старался запихать меня обратно за спину, соизволив при этом объяснить причину своих действий:

— Конь? Ты сумасшедшая! Это демон!

— Да-а-а? Никогда бы не подумала! Какая порода интересная, – удивилась я, так же, упорно не желая оказываться за его спиной: — Ну и что, что демон!

Разъярившись до предела, Дарниэль попытался меня напугать:

— Он плотоядный!

— Ты тоже не вегетарианец, – хмыкнула я.

— Он опасен! – не оставил попыток муж.

— Ты тоже! – парировала я.

В ход пошла тяжёлая артиллерия:

— Я тебе приказываю!

— Да кто ты такой, что бы мне приказывать! – замкнуло меня.

Мне незамедлительно напомнили:

— Я твой муж!

— Да ты что! – восхитилась я аргументом и сообщила: — Это не довод!

По-моему я чуть-чуть переборщила. Этот «Отелло местного производства» хватает меня за руку, перед глазами всё плывёт, и мы оказываемся в моей комнате. Повелитель в крайней степени ярости стискивает мне руку до синяков, и я кричу:

— Отпусти руку! Больно!

На мой крик реагирует Сильван. Она приподнимается и начинает рычать. Вот только сцен из поэмы Шота Руставели мне здесь не хватало: «Рассердился я на зверя. И метнул копье стальное. Лев упал, копьём пронзённый, И пополз, протяжно воя. Я мечом его ударил. И рассёк его с размаха. Рухнул мёртвый зверь на камни, Поднимая груды праха». Поэтому встаю между ними, но обращаюсь к кошке:

— Спокойно, сестрёнка, он уже уходит, – и задаю с нажимом вопрос уже Повелителю: — Ведь так?

Дар молча изучает моё лицо и принимает какое-то решение, начиная говорить размеренно-холодным тоном, как будто заколачивает гвозди в крышку моего гроба:

— Запомни! Здесь Повелитель, Я! В моей воле казнить или миловать. Жизни моих подданных в моих руках, в том числе и твоя. Я буду решать, что и как тебе делать!

Я не ошиблась — это был гроб моей свободы и моей надежды. Он берет меня за подбородок и смотрит в глаза:

— Ты поняла? Ты ничто и никто здесь! Я твой господин!

Я молчу. Что сказать? Всё и так ясно. Он продолжает:

— Сегодня вечером бал. Ты должна присутствовать и выглядеть соответственно своему статусу.

Закончив, Дарниэль разворачивается и идёт к выходу.

Мои губы шепчут помимо воли:

— Ты пожалеешь об этом.

Он останавливается и, не оборачиваясь:

— Я так не думаю!

С треском хлопает дверь. Это конец! Если раньше в глубине души тлела крохотная искорка надежды, что мы можем договориться и возможно найдём какой-то выход из сложившейся ситуации, то сейчас не осталось ничего. Почему мне так плохо? Его слова как грязь, как нечистоты. Он искупал меня в этом месиве. И это чудовище мне навязывают в мужья!

Я села на своё любимое место у окна и закурила. Что ж, ты сам этого хотел... Господин! Я буду «выглядеть соответственно своему статусу»!

Не знаю, сколько времени я просидела, гладя Сильван, куря и размышляя. Наверно много, потому что уже стемнело, и Маша нашла меня в полной темноте. Она остановилась рядом, глянула на пепельницу полную окурков, на нетронутую еду и, погладив по плечу тихо напомнила:

— Юлия, тебе нужно одеваться.

— Маш, ты мне поможешь? – с надеждой вгляделась я в её глаза и добавила: — Это просьба, не приказ. Неволить не буду.

— Да, – ответила девушка, не отводя взгляда.

— Спасибо!

Я объяснила, что я хочу, и мы приступили. Это заняло какое-то время и требовало определённой сноровки. Наконец настала финальная стадия и когда Маша подводила мне глаза, я заметила, как дрожат её руки.

— Ты боишься?

— Он убьёт меня, – призналась компаньонка.

Я попыталась отвлечь её:

— Пусть только попробует! Я его на ленточки порежу и макраме сплету. Будешь иметь эксклюзивное украшение на стену. Экскурсии водить. Прославишься!

Девушка всхлипнула и зажала рот, потом немного отойдя, опустила руки и сказала:

— Не надо, меня некому оплакивать. У меня кроме тебя никого нет. Спасай свою жизнь. Повелитель может быть очень жестоким.

Я взяла её за руки:

— Маша, я не боюсь его. Презираю, может быть, ненавижу, но не боюсь. Мне нечего терять. Мою жизнь уже исковеркали. Ты, наверно, уже поняла, что я не Эланиэль? – дождавшись кивка в ответ, я продолжила: — Меня лишили всего дорогого и важного: имени, семьи, мира. И так получилось, что теперь ты и Сильван стали моей семьёй, ближе вас у меня никого здесь нет. И я буду бороться за вас до последнего вздоха, до последней капли крови. Это не обсуждается. Понятно?

Маша долго смотрела мне в глаза, потом погладила по щеке:

— Да благословит и защитит тебя Богиня! Нам пора!

Она накинула мне на плечи плащ, поправила капюшон и мы вышли. Маша вела меня по длинному извилистому коридору, а сзади шли мои стражи. Около больших дверей мы остановились и я спросила:

— Маша, ты помнишь что делать? Хорошо. Тогда я готова.

Двери распахнулись и глашатай возвестил:

— Повелительница Эланиэль!

Я шла по дорожке к трону, на котором сидел мой обидчик, мой противник, мой враг. Что я чувствовала? Трудно объяснить. Вероятно, это была гремучая смесь из обиды, желания наказать и озорства. Я остановилась, не доходя до Повелителя несколько метров, и склонилась в поклоне. Раздался его высокомерный бездушный голос:

— Почему Вы так странно выглядите, Ваше Величество?

Я выпрямилась и остановила взгляд на лице Дарниэля:

— Я бы хотела сделать Вам подарок.

Его глаза сверкнули гневом, губы плотно сжались, на щёках заходили желваки. Еле сдерживается... бедолага.

— Почему Вы решили преподнести мне такой сюрприз?

По моим губам скользнула холодная усмешка, и я донесла до него причину:

— Вы настолько доходчиво объяснили мне моё положение и мой статус здесь, что я решила проникнуться и отблагодарить Вас. Вы позволите?

— Да, – камнем упало позволение.

— Благодарю Вас... мой Господин.

На слове «Господин» я скинула плащ, зазвучала музыка и я начала свой танец. По залу прокатилась волна удивления. Мне было всё равно, я видела, как в его глазах одно чувство сменяло другое: гнев, ярость, растерянность, желание, беспомощность. Наслаждайся, мой Господин и будь ты проклят!