Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что-то духом звериным несёт, — Моревна вперила взгляд в ставшую еще сутулее Малушу, — волчье племя у моих ног отирается.
— Моревна, не замай девушку! — вдруг ставший совершенно серьёзным Лешак замер за спиной ведуньи. — мой дом, и гостевать я впустил!
— Ой, гляди, дядька, как бы горя не случилось. А ты, кликуша, чего очами сверкаешь? Чего пытаешь-вынюхиваешь?
— Да сдалась ты мне, вынюхивать! — тон дамочки был слишком заносчивым, и я резко встала из-за стола, нечаянно громко стукнув ложкой. — Тоже мне — барыня! Сама-то ежа припёрла, а он тоже зверь, на минуточку!
— Эка, зубы кажешь? — усмехнулась Марья и тут же перенесла внимание на Волче, — Воронович давно улетел?
— По заре, — ровный тон охотника говорил о том, что фраза про звериный запах к нему не относилась, и ему все равно, что невесту обижают, — обещался к вечеру быть.
Моревна кивнула и продолжила есть, а я не находила себе места, не понимала, что делать, как просить этих людей о помощи, как вообще с ними общаться.
Какая-то своя, неподвластная логике обычного человека жизнь текла вокруг меня широкой рекой, а я стояла на небольшом камешке-островке, который вот-вот затопит бурлящая вода.
— Дяденька, мне бы одежду какую-нибудь, хочу на улицу выйти, сил нет на месте сидеть.
— Справим одёжу, — хозяин дома улыбнулся, — в большом ларе поищем.
Он подвёл меня к сундуку странной формы и откинул тяжёлую высокую крышку. Вскоре в руках у меня были тяжелая и грубая серая юбка, пара рубах, тонкие подъюбники, платки, жилет, неказистый жакет или как там это называлось, овчинный полушубок. Через пару минут я поняла, что сундук, несмотря на то, что вытащен из него ворох одежды, всё равно остался полон до верха.
— Вишь-ка, звговорённый ларь-то! Без донышка, — усмехался Лешак.
— Ага, — а что еще скажешь?
Мне были выданы меховые, тонкой выделки то ли носки, то ли гольфы, и странная обувь со шнурками, подошва которой была подшита несколькими слоями толстой кожи. От одежды шел приятный травянисто-цветочный запах, напоминавший мне лето.
Спрятавшись в закутке за печкой, я оделась и направилась к двери.
— Далеко не броди, заблудишься! — кинул вслед Волче.
— Разберусь! — весело ответила я охотнику.
Снова шёл крупный тихий снег. Перед домом сугробы были вытоптаны, но обнаружив, что ноги не мерзнут и в обуви ходить удобно, я решила исследовать окрестности. Несколько раз оглянувшись назад — мои следы были хорошо видны, обратную дорогу найду, — неспешно пошла вперёд, засматриваясь на живописные картины величественной природы. Нравилось мне эта первобытная нетронутая красота зимнего леса. Идти было легко, дышалось вольно, настроение улучшилось, кровь побежала быстрее, а мысли остановили свой нервный бег.
— Эх, варежки нужно было попросить, — произнесла я вслух, улыбнувшись и подышав на замёрзшие кончики пальцев.
Звук голоса напугал небольшую серебристо-серую сову, что, оказывается, сидела прямо передо мной на толстой ветке. Она шумно взмахнула крыльями и перелетела на соседнюю сосну.
— Привет, красавица! Надеюсь, ты в человека не превратишься?
Невероятные глаза медленно моргнули, и сова отвернулась от меня в другую сторону, чуть приподняв крылья.
— Ну, не обижайся, ты чего? — но ночная хищница вновь взлетела, и, сшибая кончиками крыльев снег с веток, улетела прочь.
Эта картина была последней, что я увидела. От сильного удара по голове в глазах потемнело, и я полетела в чёрную пропасть…
* * *
— Да, еще на неделю! Да, за свой счёт, Марин! Ну… Проблемы возникли семейные, нужно срочно решать. Нет-нет, никто не умер, все здоровы. Да. Спасибо!
В дверном проёме, сложив руки на груди, стояла тётя.
— Рассказать мне ничего не хочешь?
— Хочу. — дядина жена в какой-то степени заменила мне если не мать, то добрую няню. — Сядь рядышком, а?
Положив голову на колени тёти Тани, как всегда в трудные моменты, я рассказала ей про встречу с Егором, про настойчивые ухаживания Славы, про душевный непокой.
Мягкая ладонь гладила меня по щеке и плечу, пальцы заправляли за уши волосы, снимали невидимые пылинки с толстовки. Все эти движения как магические пассы возвращали мне силу и уверенность.
— Егор парень хороший. Работящий. Всё не женится никак, а у нас любая девчонка за него пойдёт. Руки у парня золотые, воспитанный, уважительный, поможет всегда. Молчун вот разве что. Ну да молчун — не болтун. Его комиссовали после ранения, а ведь грезил об армии своей. Предлагали ему в районный военкомат устроиться, так ведь не пошёл!
— Что, серьёзное ранение?
— Того не скажу — не знаю, а сплетни собирать не пойду, — тётя легонько стукнула меня указательным пальцем по кончику носа.
— А Славик?
Ответ последовал после глубокого вздоха:
— Может, и не правильно, что говорю тебе, но не люблю я его. Он ведь свой бизнес на бомжах построил. Это они ему со всей округи металл тащили, воровали всё, что не приколочено, провода снимали со столбов, один даже погиб от удара током. Никто прижучить не сумел — по бумагам всё у него чисто было. Да и работал он от зари до зари, всё время за рулем, всё время куда-то едет, договаривается с кем-то. Стреляли в него даже бандиты какие-то. За несколько лет поднялся, машину крутую купил, дом выстроил, родителей в него перевёз, матери сиделку нанял, возит по врачам — ноги у нее отказывают. Школе вон аппаратуру дорогущую подарил, фельдшерский пункт кирпичом обложил, Тимофеевна в нём мерзла постоянно, а с главы ни копейки не выбьешь! Вроде бы все так крутились, но знаешь, — тётя на пару секунд замолчала, — глаза у него волчьи. Страшные. Не знаю…, — она снова вздохнула, — по нынешним временам Славик предпочтительнее, Егор кормилец, но не добытчик, дворца не построит.
— Да уж…
— Да уж… — улыбнулась тётя Таня, — ты у меня девушка городская, образованная, что тебе деревенские парни, в городе ищи!
* * *
Громкое дыхание, глухой стук, шуршание — звуки теснились, толкались, заставляя приходить в себя, взывая к сознанию и чувству самосохранения. Мне знакомо это мерное покачивание — сани, скользящие по снегу. Куда везут, кто везёт? Почему так болит
