— Координаты, — машинально поправил его ротный. — Это всё? Немец не сказал, успели ли они сообщить об этом?

— Сказал, что направил связного в тыл. Непосредственно перед тем, как на них напали. Телефонной связи у них не было.

— Ну, если верить бойцам, что унтера привели, то связного Красовский пристукнул по дороге.... — пробормотал Горячев. — Всё, Городня?

— Пока всё, товарищ старший лейтенант. Как что-то новое будет, Пинчук тотчас же доложит.

— Свободны! — махнул рукою майор.

Когда за посыльным закрылась дверь, оба офицера уставились друг на друга. В избе воцарилось молчание...

Всё-таки зелёная жаба — воистину страшный зверь!

Вот кто бы мне пояснил, за каким-таким хреном надо было мне ещё и пулемёт с собою волочь? Нет, понятное дело, что из окопа его утащить было необходимо — это сильно работало на версию о зловредных русских разведчиках. Мол, не только унтера сволокли, но ещё и пулемёт заодно прихватили. Понятно и объяснимо. Ну так и надо было бы его где-нибудь в лесу выкинуть. Потом, отойдя километров на парочку.

Так, нет же!

Как деревенский куркуль, тащу его на горбу — жалко! (за него деньги плачены...) Ага, и ещё три ленты, совсем сдурел...

Может, и впрямь его куда-нибудь тут присунуть? Ведь не догоню же своих!

Нет, решено, оставляем эту железяку.

Вот, кстати, место приметное (зачем?!), чтобы его заныкать... (назад тащить собрался?).

Тут когда-то шли бои.

Кто и кому здесь тогда навтыкал, сказать сложно. Но, исходя из того, что данное местечко находится ныне в немецком тылу, можно предположить, что в итоге нагрели-таки нас. Полузасыпанные взрывами окопы, перепаханные снарядами огневые ПТО — резались тут свирепо. На траве то и дело натыкаюсь на пожелтевшие остатки бинтов, россыпи гильз — обычные следы жаркого боя. А вот и пулемётное гнездо. Оно прямо-таки засыпано гильзами, видать "максим" оторвался на всю катушку. Аж по щиколотку — ей-бо, не вру! Самого пулемёта, разумеется, нет — унесли. А вот одна из коробок — осталась, та, что с банкой воды (ныне пустой) и маслом. Оно, кстати, в наличии, не забрали. Подобрав в окопе плащ-палатку, кладу на неё трофей, вытаскиваю из сидора ленты и заворачиваю всё это в брезент. Поливаю сверху маслом из максимовского ЗИПа. И, уложив добро на дно окопа, попросту засыпаю это всё гильзами — их тут для этого вполне достаточно.

Вот и славно. Место приметное — назад топать будем, заберём.

Почти пятнадцать кило долой — эх, я и припущу!

Ну, не бегом, разумеется, здесь всё же не стадион, но скорости поприбавлю ощутимо.

Так оно и оказалось, до места предполагаемой днёвки я дотопал достаточно быстро. Только вот никого там не нашёл...

В принципе, не так уж и страшно, то, что комвзвода-один уведёт отсюда народ, было вполне предсказуемо. Он мужик грамотный и предположить то, что я могу и не дойти благополучно, просто-таки был обязан. На мой взвод, надо полагать, Никонова поставили. А что? Он боец опытный, замкомвзвода. Потянет...

Присядем и пораскинем головой.

Что дальше делать?

Месторасположение объекта я знаю, прикинуть, кто и откуда ударит, тоже могу. Как-никак, сам этот план и помогал разрабатывать. Время атаки, в принципе, менять не станут. Быстрее просто не получится, а откладывать небезопасно. Почти сотня вооружённых бойцов незаметно в лесу долго не просидит, тем паче, под боком у этих "сарайчиков". Там, небось, патрули исправно по лесу чешут.

Не будет Малашенко рисковать, меня поджидаючи. И правильно, между нами говоря, сделает. Семеро одного не ждут.

Чай не маршал пропал — комвзвода, этого и заменить можно.

И как всё это отразится на мне? Да, никак. Куда шёл, туда и дальше пойду, чай, не в первый раз-то... Оружие есть, харч и боеприпасы имеются, жив-здоров. Чего ещё надо-то? Иди и не хнычь!

— Надо отменять операцию!

— Сдурел, старлей? — Федоткин повертел пальцем у виска. — Кто тебе такое позволит?!

— Ну... вы же можете доложить...

— Что?! Что я должен доложить туда ? — ткнул пальцем вверх майор. — Мол, долбанутый по башке унтер рассказал нам... Тебя по башке стукнуть — так, поди, и запоёшь!

— Но, они же ждали наших разведчиков... — слабо возразил ротный.

— Которые должны пройти по их тылам полсотни вёрст и там чего-то рвануть... Так унтер сказал?

— Нет...

— С чего же такая паника, товарищ Горячев? Не уверены в своих бойцах?

— Уверен. Но...

— Все "но" — надо было озвучивать до получения приказа. Тогда это имело смысл, не спорю. А сейчас? — недобро прищурился штабной.

Ротный промолчал. Да, разумеется, у него были возражения — много! Но озвучивать их т е п е р ь?

Поздно...

Майор вытащил из вещмешка флягу, поднёс к уху и взболтнул. Кивнул и, пододвинув стаканы, налил грамм по сто.

— Пей! Это приказ!

Водка провалилась в желудок совершенно незаметно. Но на душе малость полегчало.

— Вот что я тебе скажу, старлей! Может быть — ты прав. А может — я прав. Сейчас ни то, ни другое проверить невозможно. Вполне вероятно, что немцев просто достали рейды твоих ребят, и они решили с вами жёстко разобраться. Может такое быть?

— Да.

— Вот! Но — вполне вероятен и твой вариант. И как теперь быть? Как думаешь, авиаразведку и бомбовый удар по складам легко организовать? В смысле — мне организовать? Мало ли, может у меня личный авиаполк где-то завалялся...

— Нет. Думаю, что и комдив наш сразу бы не смог.

— Без всяких "бы"! Не смог бы, это уж ты мне поверь. Понимаешь теперь, к о м у я докладывать должен? И что докладывать? Россказни стукнутого фрица?

— Не знаю...

— А я что — о семи головах? Всё про всех знать и ведать должен? Вот! — на стол лёг лист бумаги. — Пиши!

— Что писать и на чье имя адресовать рапорт?

— Комфронта пиши, чего уж тут миндальничать? Карандаш тебе дать?

— У меня есть... — расстегнул планшет ротный.

Минут через пять он протянул штабному исписанный лист бумаги. Тот внимательно прочёл рапорт, хмыкнул и покачал головой.

— Смелый ты! Уважаю! Ничего не побоялся. И как думаешь, каков будет результат?

— Операцию отменят...

— Отменят вылет бомбардировщиков — в лучшем случае. А бойцам своим ты как об этом передавать собрался?

— Но они же должны дать условный сигнал о прибытии! Сделать из полотнищ на земле условный знак — тогда и ударят самолеты, — с надеждой в голосе произнёс Горячев.