– Значит, ты не врала, когда говорила о своей беременности.

– Я никогда тебе не врала. – Она оторвала взгляд от ребенка, и глаза ее заблестели. – Лукас – твой сын.

– Почему тогда ты убежала из моего офиса? И почему отказалась от анализа ДНК?

– Я почувствовала себя униженной, когда ты захотел, чтобы я доказывала свою правоту, – резко ответила Айла. – Ты отец Лукаса.

Он уставился на нее, гадая, покраснела ли она от благородного гнева или оттого, что врала.

– Нередки случаи, когда женщины говорят, что богатые мужчины являются отцами их детей, – сказал он, сардонически усмехаясь. – Я с тобой едва знаком, а ты хочешь, чтобы я поверил тебе на слово, что ребенок мой.

– Ты же точно знаешь, что я была девственницей. – Она вздернула подбородок и смело посмотрела ему в глаза. – Мне не нужны твои деньги. Стелиос упомянул меня в своем завещании, и я не собираюсь получать от тебя алименты.

Айла очень убедительно сыграла возмущение.

– Почему ты возражаешь против теста на отцовство, если не боишься, что результат покажет, что ты все выдумала?

Ее глаза сверкнули.

– Это просто невероятно. Лукас – твой сын, но я готова воспитывать его одна. А ты готов повернуться и уйти навсегда от своей плоти и крови? Подумай, прежде чем дать мне ответ, потому что твое решение будет окончательным и его нельзя будет изменить.

Ребенок расплакался. Андреасу захотелось взять его на руки, чтобы утешить, но Айла отвернулась и пошла через холл, прижимая малыша к своему плечу. В дверях гостиной она остановилась и оглянулась на Андреаса.

– Если ты сейчас откажешься признать Лукаса своим сыном, когда он вырастет, я скажу ему, что его отец умер.

Горестные нотки в ее голосе поразили Андреаса так же сильно, как и ее ультиматум.

– Если ты говоришь правду, почему мне не сообщила, когда отправилась рожать? – спросил Андреас, следуя за ней в комнату.

Он увидел, что Айла устроилась на диване. Тихо напевая ребенку, она расстегивала рубашку. От нежного выражения ее лица у него заболело сердце. Интересно, смотрела ли мать на него с такой любовью, когда он родился?

– Передай мне, пожалуйста, марлю. Это такая мягкая тряпочка в сумке с разными детскими вещами, – сказала она, когда увидела, как он нахмурился.

Андреас заметил большую пеструю сумку, открыл ее и протянул Айле кусок белой ткани.

– Неужели все это нужно для одного маленького ребенка? – удивленно спросил он. В сумке лежали одноразовые подгузники, бутылочки, кукла‑болванчик и разные другие предметы, о назначении которых он понятия не имел. Он положил сумку на кофейный столик, и красная тетрадь соскользнула на пол.

– Сюда я записываю, сколько Лукас весит, – пояснила Айла.

Андреас поднял тетрадь, стал листать ее. На первой странице была написана дата рождения Лукаса.

– Здесь написано, что его день рождения восемнадцатое мая. Значит, ему сейчас четыре месяца. Андреас стиснул зубы.

– Мы провели ночь вместе в середине сентября прошлого года. Если ребенок был зачат, как ты утверждаешь, тогда, то он должен был родиться три месяца назад. В июне. – Он холодно рассмеялся. – Айла, похоже, ты плохо учила простейшую математику в школе.

– Он родился на три недели раньше срока.

– Как удобно, – сказал он. – Господи, за какого дурака ты меня держишь?

У нее на щеках появился лихорадочный румянец.

– Какой же ты придурок! Ты весь из себя великий и могучий, но насчет меня ты ошибаешься. Мне пришлось отправиться в роддом на тридцать седьмой неделе, потому что у меня развилось серьезное осложнение, угрожавшее его и моей жизни.

Сквозь слезы Айла увидела, что Андреаса потрясли ее слова. Она даже почувствовала укол совести, ведь она могла бы и как‑то помягче сообщить, что их ребенок чуть не умер во время родов. Но, может быть, для него это не так уж и важно.

– Ты даже не представляешь, как я была напугана, когда меня привезли в больницу на машине скорой помощи и сразу же стали готовить к операции, – резко сказала она. – У Лукаса замедлилось сердцебиение, и пришлось срочно делать кесарево сечение. Первую неделю своей жизни он провел в палате интенсивной терапии для новорожденных, и было неясно, выживет ли он.

Айла украдкой смахнула слезинку.

– Хуже всего было то, что Лукас остался совсем один, когда боролся за свою жизнь. Несколько дней после родов я была слишком слаба, чтобы подойти к нему. Где ты был тогда, Андреас? – с горечью спросила она. – Ты подвел Лукаса, когда он так нуждался в тебе. Не знаю, почему я подумала, что в тебе есть капля порядочности, когда везла его на Лулуди, чтобы ты мог встретиться со своим сыном.

По лицу Андреаса невозможно было понять, о чем он думает. Больше он не произнес ни слова и вышел из комнаты.

Лукас зарыдал навзрыд.

– Не плачь, малыш, – прошептала Айла, часто моргая. Обычно он был довольным ребенком, но во время кормления бывал беспокойным, и его крики разбивали ей сердце даже больше, чем поведение Андреаса. Лукас унаследовал пронзительно‑голубые глаза своего отца, но тот не принял его, и этот холодный отказ от сына Айла не забудет никогда.

А ее мать чувствовала то же самое, когда Дэвид Стэнфорд оставил ее с трехмесячной дочкой на руках? Айле не хотелось даже думать о Дэвиде как о своем отце. Он оставался с ними достаточно долго для того, чтобы успеть вписать свое имя в ее свидетельство о рождении, а Андреас не хочет сделать для Лукаса даже этого.

Но нет смысла жалеть себя.

– Не плачь, – снова сказала она Лукасу, но на этот раз решительно. – Все будет хорошо, у тебя и у меня. Нам больше никто не нужен.

«Было ошибкой приезжать сюда», – размышлял Андреас, оглядывая старый рыбацкий домик, который всегда был его убежищем. Когда он вошел в спальню, на него нахлынули воспоминания о той прошлогодней ночи, когда Айла ответила ему с поразившей его чувственностью.

Он даже не думал заниматься с ней любовью, когда они бежали сюда, чтобы укрыться от дождя, но химия между ними была такой же сильной, как громы и молнии, бушевавшие снаружи.

Не было никаких сомнений в том, что Айла была девственницей. Он испытывал чувство вины даже сейчас, когда вспомнил, как она вскрикнула от боли, когда он вошел в нее. Но отступать было тогда уже поздно, и он овладел ею с такой страстью, какой никогда не испытывал ни с одной другой женщиной.

Андреас взъерошил волосы. Он не был святым и не вел счет количеству женщин, с которыми занимался сексом в прошлом, но всегда помнил о безопасном сексе, и у него никогда не возникало проблем. Сэйди сказала, что презерватив, должно быть, порвался, но после того, как она публично заявила, что он отец ее ребенка, судья разрешил провести анализ ДНК, который доказал, что она лжет.