Ей стало интересно, может ли он понять, что ее сердце просто выскакивает из груди. В темноте его глаза сверкнули синим пламенем, когда он наклонил голову так низко, что его губы почти коснулись ее губ. Почти, но не совсем. Часть ее хотела, чтобы он взял все в свои руки и поцеловал ее. Если он это сделает, она не сможет устоять перед ним. Она жаждала его прикосновений, ей нужны были его губы, его руки, ей нужно было, чтобы он вошел в нее.

– Позволь мне заняться любовью с тобой, moro mou[2].

Искушение было велико. Было бы так легко позволить ему хоть на время избавить ее от чувства одиночества. В его объятиях она могла бы притвориться, что он предлагает ей нечто большее, чем просто секс. Но потом он снова уйдет от нее, как делал это в прошлом, лишив ее остатков самоуважения.

– Нет. – Она отодвинулась от него как можно дальше. – То, что мне приснился сон, еще не значит, что я хочу снова с тобой связаться. Ты отец моего ребенка, но мы практически незнакомы, и то немногое, что я знаю о тебе, мне не очень‑то нравится. Я не буду удобной женой для тебя, которая соглашается на секс по первому же требованию.

– Господи, не буду я предъявлять таких требований. Когда мы займемся сексом, это будет потому, что ты так же страстно желаешь этого, как и тогда, когда отдала мне свою девственность. И заметь, что я сказал «когда», а не «если». Ты придешь ко мне, я подожду. – Он выругался, когда она свесила ноги с кровати и ойкнула, пытаясь встать на больную ногу. – Что ты делаешь?

– Я не могу здесь оставаться. Я посплю на диване в гардеробной. Там я буду ближе к Лукасу, если он проснется.

– Ложись, – коротко заявил Андреас. – Я пойду на диван. Не спорь со мной, Айла. Ты уже и так почти совсем вывела меня из себя, – произнес он, уходя в соседнюю комнату и закрывая дверь с глухим стуком, который сказал ей о многом.

Следующие несколько дней были трудными. Проснувшись на следующее утро одна в огромной постели Андреаса, Айла почувствовала, что ей стыдно за свое поведение, и вспомнила, как прикасалась к его телу, пока он спал.

К ее большому облегчению, Андреас не упоминал о том, что произошло или не произошло. Она ожидала, что он отпустит насмешливое замечание, когда нес ее вниз по лестнице, а она боялась пошевелиться и избегала его взгляда. Но он, казалось, понимал, что с ней творится, и разговаривал на нейтральные темы, главным образом о Лукасе.

На третий день лодыжка стала меньше опухать, и она смогла надеть туфли и ковылять по дому. Но Андреас все еще везде носил Лукаса на руках. Он продолжал спать в своей гардеробной, а утром, когда Лукас просыпался, приносил его ей, чтобы она могла его покормить. Те мгновения, когда они были все вместе, а их сын был само очарование, заставляли Айлу задуматься, не слишком ли она поторопилась, отказавшись выйти замуж за Андреаса. Но он больше не заговаривал о женитьбе, и боязнь быть отвергнутой удерживала ее от вопроса, серьезно ли он ей делал предложение.

Динос и Тула вернулись на Лулуди, а через пару дней Андреас сказал, что у него деловые встречи в Афинах, и рано утром улетел с острова на вертолете. Айла скучала по нему и задавалась вопросом, как долго они смогут оставаться в этом состоянии неопределенности, желая друг друга, но не удовлетворяя этого желания.

День тянулся ужасно медленно. Ее сердце забилось чаще, когда она услышала, что вертолет вернулся. Тула сказала, что Андреас попросил ее накрыть им ужин на террасе, и еще она сообщила, что этим вечером посидит с Лукасом.

– Лукас может переночевать в моем доме. Мои внуки всегда остаются со мной, а вам пойдет на пользу немного передохнуть, – твердо сказала Тула. – Ребенку будет у нас хорошо, так что не волнуйтесь и наслаждайтесь временем, проведенным с Андреасом. – Ее глаза блеснули, и Айле не хватило духу объяснить, что ее отношения с Андреасом совсем не романтические, как думала Тула.

Тем не менее Айла чувствовала предвкушение, когда надевала шелковое платье нежно‑зеленого цвета. Платье подчеркивало ее стройную фигуру. Она надела серебристые босоножки на ремешках и дополнила наряд массивным серебряным браслетом.

Она откинула выбившиеся пряди с лица, нанесла на губы розовый блеск и побрызгала духами на запястья.

Андреас уже был на террасе, и Айла, помедлив в дверях, окинула его взглядом. Он казался невероятно сексуальным в черных брюках и шелковой рубашке с расстегнутым воротом, в котором виднелась оливковая кожа и волосы на груди.

Он тоже посмотрел на нее. Когда их взгляды встретились, она увидела в его глазах первобытное желание, которое лишь усилило слабость в ее ногах. На секунду она позволила себе представить, каким мог бы быть этот вечер, если бы они были любящей парой и преданными родителями своего сына. Андреас бы тогда спросил, уснул ли Лукас, а затем притянул ее к себе и поцеловал долгим и чувственным поцелуем, обещавшим после ужина страстное и долгое занятие любовью в их спальне наверху.

Мысли об этом стрелой пронзили ее сердце, но она заставила себя улыбнуться.

– Мы что‑то празднуем? – пробормотала она, глядя на бутылку шампанского в ведерке со льдом. На столе стоял огромный букет цветов и лежало несколько коробочек, завернутых в серебристую подарочную бумагу.

Андреас открыл шампанское, налил его в два бокала и протянул ей один из них.

– С днем рождения!

Она с трудом сглотнула.

– Откуда ты узнал, что сегодня мой день рождения?

– Я увидел дату рождения в твоем паспорте. Кстати, я положил паспорт Лукаса в ящик твоей прикроватной тумбочки.

Айла уткнулась лицом в сложный букет из розовых роз, белых лилий и голубых фрезий. Их аромат был божественным.

– Я не праздновала свой день рождения с тех пор, как умерла мама, – сказала она дрогнувшим голосом.

– Только, пожалуйста, никаких слез во время празднования твоего дня рождения. – Андреас стер слезу со щеки Айлы. У него защемило сердце, когда она моргнула и неуверенно улыбнулась ему.

– Поверить не могу, что ты купил мне подарки.

– Пустяки, – ответил он, чувствуя себя неловко. Вместо того чтобы пойти на работу, он потратил несколько часов в Афинах на улице, где расположено множество магазинов, размышляя о том, что бы ей подарить. На самом деле он еще никогда не выбирал подарка для женщины. Обычно этим занималась его помощница. У него был открытый счет у одного эксклюзивного ювелира, который предоставлял ему что‑то блестящее и дорогое, когда он заканчивал роман с очередной любовницей.

Но Айла отличалась от всех женщин, которых он знал. И казалось, она искренне обрадовалась всем подаркам: книге о греческой мифологии, рамочке с фотографией улыбающегося Лукаса, на которой виден его первый зуб, и наконец, кулону с небесно‑голубым топазом на филигранной серебряной цепочке. Это ювелирное изделие не было дорогим, но Айла ахнула от восторга, как будто это было самое ценное украшение в мире.