шагов, оказываюсь в уютной спальне, где на широкой кровати спят молодожёны: лицом к лицу, сплетя руки, словно не желая расставаться даже на несколько часов. Каштановые локоны юной супруги рассыпались по плечу суженого, обвивая его, словно лоза. А у изголовья молодой пары сидит сама Любовь, которая касаниями нежных пальцев превращает тесное пространство скромной спальни в сказочную поляну, поросшую серебряным папоротником и изящными стеклянными колокольчиками. И влюблённые плечом к плечу, ни на минуту не отводя друг от друга взгляда, идут прямо по зарослям цветов, которые рассыпаются хрустальным звоном под их шагами. Внезапно пение колокольчиков начинает ослабевать, их хрупкие лепестки разбиваются на мириады осколков, которые, утрачивая прозрачность, превращаются в серый пепел, поднимающийся к потолку. Молодая жена отворачивается от мужа, голова которого всё ещё покоится на одной с ней подушке. Даже в счастливом сне, навеянном Любовью, ей не удалось забыть тот оценивающий взгляд, который супруг сегодня бросил на незнакомую молодую женщину, случайно проходившую по улице. А ведь сколько раз уверял, что для него на всём белом свете существует только одна женщина – его жена…

Я делаю несколько шагов по прозрачной поверхности причудливо выгнувшегося моста, через которую отчётливо видны серебристые от лунного света кроны деревьев. Неуловимое движение его упругой плоти, похожее на рябь на водной глади, переносит меня к единственному освещённому окну на погружённой в сонную тьму улице. Из приоткрытой форточки доносится запах корицы и яблок. Аромат счастливого детского праздника вырывается из окна уютной кухни наружу, приглашая меня присоединиться к вечернему чаепитию.

С радостным чувством я заглядываю в освещённую золотистым светом маленькую гостиную, ожидая увидеть семью, собравшуюся за накрытым вышитой скатертью столом, на котором гордо красуется свежеиспечённый пирог. А вот и пирог – шедевр кулинарного искусства, мечта любого лакомки, виртуозно украшенный дольками янтарных яблок, чуть присыпанных ароматными облачками корицы. Только вот за столом нет ни обомлевших от счастья малышей, ни ласково взирающих на них родителей. На тяжёлом резном стуле неподвижно застыла сгорбленная от горя фигура пожилой женщины, которая ещё несколько часов назад вдохновенно порхала по кухне, готовясь к визиту внуков. Усилием воли старушка заставляет себя встать, убирает в буфет оставшийся нетронутым пирог и, тяжело переставляя ноги, идёт в спальню. Постель открывает ей свои мягкие объятия, пушистый плед обволакивает уютным теплом. Но все их старания помочь хозяйке напрасны: та изо всех сил пытается уснуть, но тяжёлые, как ртуть слёзы, катятся из-под закрытых век, прожигая старенький прикроватный коврик…

Волшебный мост переносит меня из дома в дом. И я наблюдаю, как девочка-подросток вновь переживает во сне насмешки, которым её подвергли в школе одноклассницы из-за веснушчатого носа и рыжих кудряшек. Вместе с отцом трех малышей, потерявшим сегодня работу, я мучительно размышляю о том, как теперь свести концы с концами. И стараюсь хоть немного смягчить боль, которая даже во сне продолжает терзать молодую женщину, сражённую известием о том, что ей не суждено стать матерью.

Внезапно лунный свет, ещё недавно заливавший город расплавленным серебром, начинает тускнеть. Через минуту луна исчезает с небосклона, так же, как и мерцающая звёздная россыпь. Их поглотила поднимающаяся над домами мгла, сотканная из людских разочарований, несбывшихся надежд, предательства и боли. Страшная, всепоглощающая чернота окутала город плотным покрывалом, лишив света и воздуха. Грудь сдавило железным обручем, лёгкие словно засыпало песком, ноги подкосились, и я рухнула коленями на острые, похожие на треугольные акульи плавники камни, внезапно возникшие там, где ещё совсем недавно переливался живыми огнями чудесный мост. Теперь я знаю, почему люди так часто умирают по ночам – им не дает дышать боль от причинённых обид…

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я смогла сделать первый вдох. Я сумела подняться несмотря на саднившее колено и огляделась вокруг. И увидела сполохи яркого янтарного света над Авеню Героев. Девяносто три стража города сомкнули ряды и, словно по команде, подняли сверкающие мечи, отлитые из подаренной им энергии солнца. Каждый из бесчисленных листьев в кроне бутылочных деревьев отдал свою крохотную искру света для битвы со мглой, которая рассыпается на части под разящими ударами клинков.

Затаив дыхание я наблюдаю за развернувшейся передо мной эпической битвой Света и Тьмы. Моим сыновьям-воинам удалось прорубить брешь в удушающем город страшном пологе, через которую вновь хлынул поток лунного света и чистого воздуха. Когда светлые силуэты деревьев начинают тускнеть, а их солнечные мечи утрачивают свою разящую силу, то над парком у ручья Банжил Крик, который народ Манданданджи называет Адунгаду, появляются огненные сполохи. Это двухсотлетнее бутылочное дерево, растущее на священной земле, бывшей с незапамятных времен домом для людей, владеющих знанием о её древней силе, посылает помощь утомлённым сражением воинам. Плечом к плечу бьются со тьмой лейтенант Норман Сандерс, рядовые Джеймс Петерсон и Роберт Саттон, ефрейтор Дэвид Мёрфи и остальные защитники города, ставшие строем на Авеню Героев. Солдатам, не вернувшимся с той далёкой войны, сейчас нужна победа, чтобы старики пережили сегодняшнюю ночь, а молодые могли видеть счастливые сны, несущие надежду на добрые перемены. А ещё они сражаются за то, чтобы наступившим утром, увидев меня, спешащую им на встречу, сказать мне: «Здравствуй, мама!».

Глава 5. Австралийские встречи

День рождения

Мерцающая неоновая рыба-игла зависла над щёточкой розовых анемонов, а я зависла над ней. Рыбка прекрасно знала о моём присутствии, что было буквально написано на её длинной хитрой морде. Время от времени она останавливала на мне взгляд своих жёлтых, похожих на янтарные бусины глаз. Убедившись в том, что я веду себя тихо и прилично и никакой опасности от меня не исходит, она переключала свое внимание на другие объекты, лежащие в её поле зрения. А я была просто не в состоянии уплыть от маленькой хозяйки подводного сада, уж больно она была хороша! Как, какими словами можно описать грациозные движения её тела, похожего на сгусток живого голубого огня? Всё в этом аквамариновом мире было как единое целое, всё колыхалось в такт движению воды: и рыба-игла, и маленькие щупальца анемонов, и ажурные бордовые водоросли, и даже звук моего дыхания, проходящего через трубку. Такое чувство полного, всепоглощающего ритма и единства с происходящим я в своей жизни испытывала только тогда, когда наблюдала за танцовщиками, исполняющими «Болеро» Равеля.

Внезапно ко мне подплыла стайка жёлто-голубых, как украинских флаг, рифовых рыб с выступающей нижней челюстью. И вот этими самыми челюстями, прекрасно приспособленными для того, чтобы крошить и перемалывать кораллы, они стали толкать