class="p1">Все в моей жизни было просто и ясно. Те, у кого был шанс жить в соответствии с Законом Света, получали его. Те, чьи души погрузились во мрак Тьмы, не способные к изменениям, питающиеся от самых грязных, самых темных сущностей — уничтожались.

Отец говорил, — Не нужно давать гнили разрастаться. Её нужно просто уничтожить.

Так ушли в небытие поселения, где жители приносили в жертву детей, бросая их в пламя жертвенника, и считая, что так они продлевают себе годы жизни, — принося в жертву жизнь чужую. И те, кто ели от живого, считая, что принимают жизненную силу жертвы, молящей о смерти, мучающейся в агонии жертвы, сходящей с ума от боли.

Отец говорил, — Ничто не создано зря. Но если направление изначально неверное, то суть нужная превращается в суть разрушительную. А если это возводится в культ, то зло отдельное становится злом повсеместным.

Мы могли быть беспощадными, если это было необходимо. Беспощадными, но не жестокими. Бесстрашными и справедливыми. Именно эти три составляющие и определяют суть Воина. Убей врага, спаси друга и не бойся смерти.

Здесь же все было странно. Очень странно.

Я слышал звуки борьбы, крики детей, но, когда заворачивал за угол, наталкивался лишь на чей-нибудь труп.

Пробираясь к центру города, сужая круг поиска, я мучился вопросом, — было ли происходящее с жителями той самой мерой Справедливости, которую они заслужили?

Почти полдня я рыскал по городу в бесплодных поисках.

Внутри нарастало неприятное ощущение опасности. А ощущениям своим я привык верить с детства. Это не раз спасало мне жизнь и научило доверять интуиции так же, как и глазам.

Сейчас, идя за невидимой нитью вверх по петляющим улицам, я боялся. Чего? не знаю. Казалось, Город обступает меня, смотрит в спину, следит сквозь закрытые ставни домов. Но когда я распахивал какую-то из дверей, то находил лишь пустое жилище. Каменный мешок, окна которого зачастую находились под потолком.

Дома были устроены странно. Желоба, идущие с внешней стороны стен, на уровне крыш, похоже, в сезон дождей, приводили воду по специальной трубе в подвальное помещение. Выше этажом располагалось жилище, несколько спален, общий зал. За отдельной загородкой — отхожее место. Куда они девают испражнения и отходы? Кажется, выливают прямо на улицу. Рядом с каждым выходом из дома на задний двор зияло отверстие трубы, утопленной в камне. Оттуда доносился неприятный запах

Очень хотелось пить, Солнце клонилось к закату. Обыскав все дома вокруг, успокаивая коня, которого вёл в узде, дрожащего все сильнее, прядающего ушами и желающего вырваться, я наконец вышел на центральную площадь.

Вышел, чтобы в очередной раз не успеть.

Дара склонилась над лежащим рядом с жертвенником Князем. С такого расстояния не было понятно, жив ли мужчина. Но рукоятка ножа, торчащего из груди, — это всегда плохо. Остановив меня силой Ритуала, призвала Меру Милосердия, объединив свою жизнь с жизнью Князя, — сумасшедшая! Зачем она это сделала? Ведь какой был прекрасный повод оставить всю эту историю здесь навсегда.

Если бы я знал тогда, что, проходя через арку входа, она еще и объединила себя с Черным Городом!

Хорошо, что не знал.

Ругая себя на все лады за промедление, выдергивая плащ из седельной сумки, я успел лишь взбежать по ступеням подхватить потерявшую сознание сестру. Ударила ли в неё молния? Или обморок был следствием обряда?

Никогда еще мертвого не связывали с живым.

Судя по тому, что я видел в городе, жители прошли Ритуал. Оставалась маленькая надежда, что Князь, приняв Свет, положил свою судьбу на чашу весов Милосердного. И Дара, притянув Благодать, смогла спасти его.

Но сейчас это уже не узнать. Нужно было спасаться. Место, в котором сходятся две меры суда Неназываемого, — обычно гибнет, не выдерживая силы огня Справедливости, заливаемого водами Милосердия.

У меня было лишь несколько минут, пока туча, все разрастаясь и набухая, обрушивалась ливнем на все новые и новые улицы, гася пожары, смывая кровь с улиц. Еще немного и здесь будет потоп.

Сделав последний рывок сквозь полуоткрытый створ ворот, слыша, как решетка с лязгом опускается за моей спиной, как падают ворота, запечатывая город, я проехал еще немного и остановился за городской стеной

Очень хотелось верить, что дождь не выйдет за пределы города. Нужно было время, чтобы осмотреть сестру, перевязать ей рану, и привести в чувство.

Напрасно. Туча, разбухая на глазах, ливнем обрушилась на пустыню. Я изо всех сил пришпорил коня, и повернул его к убежищу, радуясь, что отец не передумал и не забрал у меня путеводный медальон. Путь предстоял не близкий.

К убежищу мы добрались лишь под утро. Туча шла за нами попятам, расширяясь, обрушивая всю свою ярость на пустыню. Нас задевало лишь краем. Иногда, оглядываясь, я видел сквозь черноту всполохи молний и стену дождя Конь шарахался от каждого раската грома. Счастье еще, что молнии били сзади. Мы бы никогда не выбрались.

Дара металась у меня руках, не приходя в себя, и страшно было даже на секунду ослабить хватку, чтоб она не выскользнула из его рук. Вымокшие насквозь, промерзшие, мы тем не менее не имели ни малейшей возможности ни остановиться, ни спешиться. Положим, слезть еще можно. Но я не представлял, как залезать на лошадь с бесчувственным телом сестры на руках. Так и ехал сквозь стену дождя, в кромешной тьме, двигаясь медленно, ведомый лишь путеводной нитью и опытом коня.

И уже тысячу раз пожалел, что не поехал в стан, непрерывно твердя себе, что желание отца спрятать Дару было первоначальным, а значит верным.

Девушка пришла в себя лишь раз, незадолго до рассвета, и, заглядывая ей в глаза, едва различимые под низко опущенным капюшоном, радуясь, что она жива и молясь, чтобы все поскорее закончилось, я спросил,

— Дара, ты можешь остановить дождь? Похоже, эта туча, что ползет вместе с нами, — тянет из тебя силы.

Девушка посмотрела на меня мутным, полным боли взглядом,

— У меня нет больше власти над водой.

И я решил оставить её в покое, думая, что сестра бредит.

Глава 14. Убежище

Убежище было крохотным.

Одноэтажная каменная крепость прислонилась к подножию горы. Внутри небольшая комната с печкой, спальня. Колодец во дворе и акация, кроной своей защищающая от солнца небольшой огород. За оградой, подернутые пеленой дождя, вверх по склону горы тянулись вырубленные в камне ступени.

— Силен, — подумал я, в очередной раз невольно проникаясь уважением, к этому обманчиво немощному старику.

Когда-то, будучи воином, он привез девушку из похода.

Не