у него есть общий секрет с самим Жрецом.

Хотя, по большому счету, кому бы он мог рассказать? До него никому не было дела. Сверстники его ненавидели; надзиратели опасались. Он всегда знал все тайны и темные делишки каждого.

Говорить ему было не с кем. Кроме теней.

— С чудовищами нужно уметь договориться, — учил Жрец, — Отдай им то, что тебе не нужно. Это как в жизни. Выбери того, кто сильнее всех и отдайся ему. Он сам победит остальных.

И мальчик, выбрал самое большое, самое страшное чудовище Тьмы, и отдал ему сначала свой страх, потом боль, потом зависть и ненависть.

Он не знал, что все это части души, и что отдает он не страх, а власть над страхом; не боль, а власть над болью — а потом, по частям и, — всю свою душу. Хорошего в ней не было. А плохим теперь владел монстр. Безжалостный и неустрашимый.

И никто кроме этого монстра не мог теперь причинить мальчику зла.

Всегда была ниточка, за которую можно было потянуть, заставив молчать. Иногда ниточка, а иногда канат.

Когда Жрец вернулся сегодня в Город во главе двух десятков темных, — он был первым, кого убил Колдун. Рядом с воинскими казармами, недалеко от места своего предполагаемого рождения. Там, где когда-то мальчика нашли и отобрали у матери. Символично. Хотя и не из-за ненависти. Прошли те годы, когда сердце юного колдуна было наполнено ею до краев.

Эмоции мешают. И эмоций у него уже давно не было. Зато у Колдуна была цель, на пути к которой стоял Жрец. Поэтому двух решений здесь быть не могло. Колдун шагнул из Тени, полоснув бывшего наставника по шее и толкая его в сливную канаву. Жрец лишь булькнул горлом, и зловонная жижа выгребной ямы поглотила его.

Горстка темных, проникнувших в Город вместе со Жрецом мародерствовала по окраинам. Практически все они были снабжены амулетами Тьмы и прятались в стенах, нападая внезапно, и так же внезапно исчезая. Но даже здесь Колдун был самым сильным. Ему ничего не угрожало. А те, кто подумал напасть на него, — запоминал эту мысль, как последнюю.

Оставалось совсем немного. Вырезать у Князя сердце и принести в жертву, окропив его кровью светлой девственности.

Эту кровь Колдун хранил как драгоценность. И хотя немного жаль было, что с Лейлой ничего не вышло, но оно того стоило.

Сегодня ночью она пришла к нему во сне, и это был хороший сон. Он снова обнимал ее тонкий стан, заглядывал в голубые глаза, на дне которых плескалось озорство.

Лейла, Лейла! Как долго он к ней подбирался, попадался как бы невзначай на дороге, выманивал за границу стана, как много времени потребовалось, чтобы приручить её.

Её глаза, сначала недоверчивые, потом наполнявшиеся радостью, при встрече с ним. Теплые, мягкие губы. Легкий сладковатый запах пряностей, исходивший от ее волос.

И где-то на границе сна, почти проснувшись, краем сознания он уловил незнакомое ускользающее ощущение счастья, и мысль, — он мог бы жениться на этой смешливой белокурой девушке, родить с ней детей, прожить долгую жизнь.

Просыпаясь, он осознал, что Лейлы нет. Что никогда сон не станет явью.. Мысль задела и разозлила его. И он отогнал этот сон, как глупый и ненужный. Ему не по пути со светлыми!

У него была цель. С самого детства. И цель эта уже совсем близко! Колдун хотел стать правой рукой Князя, вторым человеком в Городе.

Если бы не дурацкая идея Князя с Ритуалом, то все бы шло как надо.

С самого начала было понятно, что не нужно было пускать его в стан. Нельзя было давать слушать Вождя, слова которого были таким же ядом, как голубые глаза Дары. Так что, Князь сам виноват, что начал заигрывать с пустынниками.

Пройдя ритуал, он подписал себе смертный приговор. И это даже к лучшему. Теперь Колдун будет не вторым, а первым. Нужно лишь, чтобы Город принял его, объединился с его Тьмой. А для этого сердце Князя должно быть уничтожено. Потому что если сам Князь, — сердце Города, то его сердце, — сила всего этого места. Пока Князь жив, — Город принадлежит ему. А когда мертв, — Город умирает вместе с ним. Если только не уничтожить сердце, перенеся пульсацию силы в другое место. Ритуал длинный, крайне сложный, но не невозможный.

Князь пришел к жертвеннику, ответив на зов Колдуна. И ловко брошенный кинжал Тьмы, полетел точно в сердце правителя. Время начало обратный отсчёт.

Все шло, как и задумывалось, пока на площадь не выскочила Светлая. Хотя нет, — усмехнулся Колдун, отступая в Тень, — Уже не светлая, — и дернул плечом, — одним трупом больше, одним меньше.

Но то, что произошло дальше, — выбило почву из-под ног Колдуна. Дара резанула кинжалом Тьмы по своей ладони, соединяя свою жизнь с жизнью Князя, вливая свою силу в него, а значит и в Город. Силу Света.

Охота за Князем теряла смысл.

Мысли неслись в голове Колдуна, формируясь в новый план, пока мужчина стоял, впав в ступор от приказа Дары остановиться. Ритуальный приказ — приказ для всех.

И фокус его сместился на Княгиню. Досадная помеха! Но другого выхода он не видел. Пока она жива, то связана с Князем. Впрочем, долго пропускать через себя такой поток все равно не под силу ни одному живущему. Может быть просто подождать?

Княгиня исчезла в пелене дождя. Важно было найти кинжал, впитавший ее кровь. Иначе поиски затянутся.

Он едва успел схватить нож, и вновь уйти в Тень, спасаясь от разряда молнии, ударившего в жертвенник и осветившего все вокруг. Площадь перед жертвенником была пуста. Город спрятал своего Князя.

Осталось найти лошадь и успеть выбраться из этого каменного мешка, который скоро утонет вместе с мародерами в этом обрушившемся с небес милосердии.

Глава 17. Изменения

Лохем торопился в стан. Последние месяцы он практически не появлялся там, кружа по пустыне. Жетон жег руку, показывая присутствие неподалеку Колдуна, но все поиски были тщетными. Иногда он целыми сутками прочесывал скалы, неподалеку от стана, натыкаясь то на недавнее кострище, то на охапку соломы в пещере. Самого Колдуна ему не повезло даже увидеть.

Сегодня Рам прислал сокола, к лапке которого был привязан шнурок, — знак того, что нужно немедленно вернуться.

За эти полгода много чего произошло и мало, что хорошего.

Отец резко постарел, как будто разом вобрав в себя все беды и теперь подолгу не выходил из шатра. На прошлой неделе, на новомесячье, он