–Почему ты это смотришь?– спрашиваю я удивленно.

–Похоже, это популярное развлечение.– Сэм качает головой.– Яподумал, если посмотрю, лучше пойму их общество…

–Ачто самое важное нам сейчас нужно понять?– спрашиваю я, наклоняясь к нему.– Суть эксперимента или жилищные условия?

Он вздыхает, берет черный узловатый прямоугольник, наводит его на коробку и ждет, пока изображение станет черным.

–Планшет посоветовал мне этот вид досуга,– признается он.

–Амой сказал, что завтра надо купить себе одежду. Унас есть лишь то, что в данный момент надето, и, видимо, оно быстро становится грязным и вонючим. Данный вид тканей неэкономно утилизировать, так что нужно иметь смену, которую придется найти в городе.– Тут мне приходит в голову мысль:– Акак быть, когда мы проголодаемся?

–Есть кухня.– Он кивает на дверь в комнату, уставленную техникой, которая меня озадачила.– Но, если не знаешь, как всем тамошним пользоваться, можно заказать еду по телефону. Телефон– это сетевой терминал исключительно для голосовой связи.

–Вкаком смысле если не знаешь?– уточняю я, приподняв бровь.

–Япросто повторяю то, что выдал мне планшет,– открещивается Сэм.

–Дай-ка его мне.

Он слушается, и я быстро прочитываю все, что ему насоветовали. Параграф про домашние обязанности сообщал, что в темные века люди делили работу по принадлежности к тому или иному полу. Умужчин обязанность– добывать деньги, у женщин– убираться на вверенной жилплощади и вести домашнее хозяйство: покупать и готовить еду, стирать одежду, управляться с домашней техникой, пока мужчина на работе.

–Что за дерьмо,– выдыхаю я.

–Думаешь, плохой расклад?– Сэм странно смотрит на меня.

–Ужасный, примитивнее некуда. Ни одно развитое общество не ожидает, что половина его рабочей силы остается дома, разделяя таким образом труд. Не знаю, кто им так в головы нагадил, но подход смехотворен. Такое впечатление, будто кто-то перепутал радикальную предписывающую документацию с описательной.– Постукиваю пальцем по его планшету.– Хотела бы я ознакомиться с серьезными исследованиями местных социальных условий, прежде чем принимать подобную чепуху на веру. Влюбом случае мы не должны жить так, даже если директива распространяется на большинство здешних зомби. Это ведь просто наставления рекомендательного характера. Атак– любой уклад содержит исключения.

Сэм о чем-то задумывается:

–То есть ты думаешь, что они ошиблись.

–Ну, я не собираюсь утверждать наверняка, пока не изучу их первоисточники и не попытаюсь выявить какую-либо предвзятость, но в любом случае не жди, что я тут буду все в одиночку драить.– Ярасплываюсь в ухмылке, желая слегка смягчить посыл.– Что ты там говорил про еду, которую можно заказать по телефону?

…На ужин у нас– круглая, запеченная, похожая на хлеб вещь, называемая здесь пиццей. Вблюде наличествуют сыр, томатная паста и другие вещи, усиливающие вкус. Она горячая и жирная, приходит к нам через ворота короткой дальности в тамбуре– ее не доставляют на грузовике, что меня несколько разочаровывает. Ладно, значит, знакомство с примитивными технологиями откладывается до завтрашнего дня.

Сэм впадает в дрему после ужина. Яснимаю туфли и чулки и убеждаю его, что он будет чувствовать себя лучше без пиджака и галстука. Долго уговаривать не пришлось.

–Не знаю, почему они это носили,– жалуется он.

–Яизучу вопрос позже.– Мы все еще сидим на диване с открытыми коробками из-под пиццы, балансирующими на коленях, и жирными пальцами отправляем горячие куски блюда в рот.– Сэм, почему ты вызвался участвовать в эксперименте Юрдона?

–Почему?– Он впадает в мимолетную панику.

–Ты застенчивый, не умеешь общаться. Вправилах же четко прописано– придется жить в темные века и взаимодействовать со средой десятую долю гигасекунды, без всяких отвлечений. Тебе не кажется, что ты малость сглупил?

–Это очень личное дело.– Он скрещивает руки на груди.

–Твоя правда.– Язамолкаю и смотрю на него. На мгновение он кажется мне таким грустным и подавленным– жаль, не могу взять свои слова обратно.

–Мне понадобилось сбежать,– бурчит он себе под нос.

–От чего?– Яоткладываю коробку и по ковру ползу к большому деревянному ларю с ящиками и отделениями, полными бутылок со спиртным. Беру пару стакашек, открываю бутылку, нюхаю содержимое– никогда не узнаешь, пока не попробуешь,– и наливаю. Несу их назад к дивану и передаю ему один стакан.

–Когда я вышел из реабилитационного центра…– Он таращится на телевизор, что странно– аппарат выключен. Под ботинками у него короткие, из толстой ткани чулки. Его пальцы беспокойно дергаются.– …Слишком много людей узнали меня. Иэто меня испугало. Это, конечно, и моя вина, но, если бы я задержался там– боюсь, кто-нибудь причинил бы мне боль.

–Боль?..– Сэм– далеко не тщедушный малый, у него почти львиная грива, но он часто кажется неуклюжим и каким-то… уязвимым, что ли. Может, это и хорошо– в нуклеарных отношениях велик потенциал для злоупотреблений разного рода, но этот малый такой застенчивый и замкнутый, что едва ли у меня с ним будут проблемы.

–Янемного слетел с катушек,– признается он.– Знаешь же диссоциативную фазу психоза, через какую проходят некоторые пациенты после глубокого редактирования их памяти? Да, «немного»– мягко сказано. Яплевать хотел на резервное копирование, дрался все время, и людям часто приходилось убивать меня просто из самообороны. Честно сказать, я выставил себя настоящим дураком. Когда фаза отступила…– Он качает головой.– Честное слово, иногда лучший выход– найти укромный уголок и спрятаться. Вот я и нашел убежище. Вероятно, даже слишком укромное.

Что-то он темнит, думаю я, разглядывая его. Нет, братец, не верю.

–Все мы время от времени выставляем себя дураками,– говорю я, пытаясь подшить к наблюдению некий утешительный посыл.– Вот, попробуй.– Яподнимаю свой стакан.– Там написано, что это водка.

–За амнезию.– Сэм поднял стакан.– Иза завтрашний день.

Япросыпаюсь одна в чужой комнате, лежа на платформе для сна, под тканевым мешком, набитым какими-то волокнами. Втечение нескольких панических мгновений я не помню, где нахожусь. Уменя болит голова и будто кто-то насыпал мне песку в глаза. Если такой будет моя жизнь в темные века, я прогадала. По крайней мере, сейчас никто не хочет меня убить, говорю я себе, пытаясь найти светлые стороны. Встаю с кровати, потягиваюсь и иду в ванную.

По пути я по рассеянности сталкиваюсь с Сэмом. Он голый, его глаза опухшие, выглядит сонным, и я натурально расплющиваюсь лицом по его груди.

–Ой,– вырывается у меня.

–Ты в порядке?– спрашивает он сразу.

–Думаю, да.– Отталкиваю его на несколько сантиметров, поднимаю голову, смотрю ему в лицо.– Прости. Аты?

Унего встревоженный вид.