— А документы какие у вас имеются? — прищурился старик. — А то ноне, с позволения сказать, самозванцев-то хватает…

— Имеются, — кивнул Песков и, достав бумагу с печатью, показал ее старику: — Устраивает, дед?

— Вполне. — Отставной унтер разом сделался серьезным и перевел взор на Ивана Федоровича: — А ваш где, с позволения сказать, документик?

— Мой документик дома лежит, — ответил Воловцов. — Потому как я, с позволения сказать, нахожусь в отпуске и проживаю на данный момент у своей тетки, Феодоры Силантьевны Пестряковой…

— Так вы племянник Феодоры Силантьевны? Так бы сразу и сказали… Как она, с позволения сказать?

— Благодарю вас, — улыбнулся Воловцов. — Тетушка моя пребывает в добром здравии. Велела справиться также и о вашем здоровье, — соврал Иван Федорович.

— А что мне сдеется? Скриплю потихоньку…

— У нас к вам будет несколько вопросов, — произнес Песков, устраиваясь так, чтобы имелась возможность записывать.

— Задавайте, коли так, — разрешил отставной унтер.

— Вы сказали, что видите всех, кто входит и выходит через парадную калитку, так? — спросил следователь.

— Так точно, — по-военному ответил дед.

— А вчера ночью никто из нее не выходил или, может быть, входил? — продолжал Песков.

— Входили, — просто ответил отставной унтер, и это одно слово поразило обоих следователей, будто гром среди ясного неба.

— Кто? — разом спросили Воловцов и Песков.

— А кому из вас, с позволения сказать, отвечать-то? — посмотрел сначала на Ивана Федоровича, а потом на Виталия Викторовича старик.

— Ему, — указал Воловцов на местного следователя.

— Так кто вошел в калитку? — нетерпеливо спросил Песков.

— Фигура вошла, — ответил старик.

— Что за фигура, поясните, пожалуйста.

— Фигура как фигура. Только незнакомая…

— То есть это не был кто-то из жильцов вашего дома, так?

— Так, — кивнул Корноухов.

— А вы бы и в ночи признали, если эта фигура была бы вам знакома? — спросил титулярный советник.

— А то, — безапелляционно произнес старик. — Своих-то я, с позволения сказать, и с закрытыми глазами признаю.

— А вы что, и по ночам у окошка сидите? — встрял в разговор Иван Федорович.

— Нет, конечно, но сон у меня стариковский, а стало быть, чуткий. Вот и услышал я, как калитка скрипнула. Уж сколь раз говорил я дворнику нашему Ефимке: смажь, мол, калитку, скрипит больно и спать мешает, с позволения сказать. Так нет, гнорирует он меня, стервец. Молодые, так они ноне стариков не слушают…

— Игнорирует? — переспросил Воловцов.

— Ну да, гнорирует. Не слушает, то есть не внимает, — пояснил старик, несколько удивленный, что человек из Москвы, и при этом в чинах, не знает такого простого слова, как «гнорирует»…

— Понял, — сказал Иван Федорович. — И вы, стало быть, услышав скрип калитки, встали с постели и прильнули к окошку?

— Не прильнул, — даже немного обиделся на такое слово отставной унтер. — Это бабы к окнам льнут. А я — глянул…

— И увидели фигуру, — продолжил за старика Песков.

— Увидел, — подтвердил тот. — Прошла она к черному входу и из виду скрылась.

— А чья фигура? — спросил Иван Федорович. — Мужская или женская?

— А вот этого я не знаю. Все же ночь была, с позволения сказать…

— А в котором часу вы видели фигуру? — поинтересовался Виталий Викторович.

— В четверть первого или около того, — ответил Корноухов и добавил с нотками оправдания в голосе: — Да я бы ее, фигуру эту, признал бы, если б хоть раз днем увидел…

— То есть вы хотите сказать, что фигура эта принадлежала человеку, который в вашем доме до этого ни разу не был?

— Так точно, не бывал, — произнес старик, довольный, что сообщил важную вещь.

— Может, это девица какая-нибудь была. Которая, с позволения сказать, к дворнику Ефимке на ночные свидания ходит, — шутливо проговорил Воловцов и через несколько мгновений замер, пораженный, поскольку отставной унтер на его шутейные слова ответил вполне серьезно:

— Не, господин хороший. Девицу, что к Ефимке ходит, я бы признал, поскольку дважды засветло ее видел, то есть не в ночное время суток, с позволения сказать. А ту фигуру, что видел прошлой ночью, я не видел еще никогда…

— И все же подумайте, кому могла принадлежать фигура, что прошла двором к черному ходу дома прошлой ночью, женщине или мужчине? — задал вопрос Песков и замолчал, не сводя взгляда со старика.

Корноухов задумался. Молчал и Воловцов, который переваривал информацию о том, что у полудурка Ефимки имеется девица, которая иногда приходит к нему в его каморку. Зачем она к нему приходит? Надо полагать, вопрос излишен. Словом, ай да дворник, ай да сукин сын!

— Нет, господин хороший, — старик вытер капельку пота на лбу (вот до чего доводит себя человек, когда ему приходится много думать и усиленно вспоминать), — не могу вам на это ничего ответить, с позволения сказать. Все же ночь была, темень кромешная…

— Тогда последний вопрос. — Песков метнул взгляд на Воловцова, и тот согласно кивнул, что означало: да, мол, у старика мы вызнали все, что можно, есть резон закругляться с допросом. — Эта фигура, которую вы видели прошлой ночью… Она вышла обратно или нет?

— Не могу знать, — ответил отставной унтер. — Я малость посидел у окна и спать пошел. Кажется, слышал, как опять скрипнула калитка. Но я уже дремал, подниматься не хотелось, посему не ведаю, вышел ли это кто или еще кто-нибудь зашел. Да я вообще не уверен, с позволения сказать, скрипела ли калитка второй раз или мне просто показалось с дремы…

— Что ж, — произнес Иван Федорович. — Вы нам очень помогли, Кирьян Петрович, и открыли весьма интересные обстоятельства, о которых мы и не предполагали…

— Рад стараться, — весьма довольный собой, кивнул унтер и, понизив голос, добавил: — Может, пропустим по маленькой, с позволения сказать?

— Не могу, — ответил Песков. — Я на службе.

— А вы? — обратился к Воловцову старик. — Вы же в отпуске?

— Благодарствуйте, Кирьян Петрович, — поднялся со своего места Иван Федорович. — Я, конечно, вроде бы и в отпуске, но со вчерашнего дня, так уж получилось, частично исправляю обязанности судебного следователя. А сии обязанности накладывают на меня непреложное и неукоснительное пребывание в здравом уме и, с позволения сказать, в твердой памяти. Вот закончим это дело, тогда и выпьем с вами, как с самым ценным свидетелем…

— Так что, выходит, Марью Степановну-то убили? — уже в спину следователям спросил отставной унтер.

— Тому нет никаких доказательств, Кирьян Петрович, — обернулся к нему Воловцов. — Авось эта ваша фигура что-нибудь прояснит…