– Значит, ты сам видел этот плат?

– Видел, – сказал Мариус, – не только его, но идругие реликвии. Едва наш жрец-друид Маэл взглянул на плат, он испытал такоепотрясение, что ушел и предал себя солнцу. Мы его чуть не потеряли.

– И почему же он не умер? – спросил Торн, не в силахскрыть эмоции, охватившие его при звуках имени врага.

– Маэл слишком стар, – объяснил Мариус. – Онпролежал целый день под палящими лучами солнца и, как это обычно бывает сдревнейшими из нас, ослаб и страшно обгорел. Но на новые страдания у него нехватило мужества. Он вернулся к своим спутникам и по сей день остается рядом сними.

– А ты? Скажи мне от чистого сердца, ты ненавидишь его зато, что он с тобой сделал? Или в своей неприязни к гневу ты не приемлешь иненависть?

– Не знаю. Подчас я даже видеть Маэла не могу. А иногда самищу его общества. Бывает, я ни с кем из них не хочу встречаться. Я принял всвоем доме только Дэниела. За ним необходимо все время кому-то присматривать. Вего компании я чувствую себя прекрасно. Ему совсем не обязательно разговариватьсо мной. Достаточно того, что он рядом.

– Я тебя понимаю, – сказал Торн.

– Тогда пойми и кое-что еще. Знаешь, я не хочу умирать. Я неиз тех, кто выходит на солнце или ищет иной путь к самоуничтожению и забвению.Если ты покинул свое ледяное убежище только для того, чтобы причинить злоМаарет и разозлить ее сестру...

Торн поднял правую руку, призывая собеседника к молчанию, ипосле небольшой паузы заговорил сам:

– Нет. То были всего лишь мечты. Они умерли в твоем доме. Ночтобы избавиться от воспоминаний, потребуется время...

– Так вспоминай ее красоту и силу, – прервал егоМариус. – Однажды я спросил Маарет, почему она не воспользуется глазамитех, кто пьет кровь, а предпочитает недолговечные, кровоточащие глаза смертных.И тогда она ответила, что никогда не испытывала желания уничтожить или хотя быобидеть кого-либо из своих соплеменников. За исключением, конечно, Акаши. Ноненависть, кипящая в душе Маарет, настолько велика, что смотреть на мир глазамицарицы она не стала бы ни при каких обстоятельствах.

Торн надолго задумался.

– Только глаза смертных... – в конце концов прошепталон.

– И любой парой смертных глаз, – подхватилМариус, – она видит куда больше, чем мы с тобой.

– Да, – сказал Торн. – Я понял.

– Мне нужны силы, чтобы продолжать свое существование,становиться старше и мудрее, – сказал Мариус. – Хочу, как прежде,наслаждаться красотой, которая меня окружает, и радоваться чудесам. Утратив этуспособность, я потеряю волю и интерес к жизни – вот что не дает мне покоя.Смерть положила руку мне на плечо. Смерть пришла под видом разочарования ибоязни презрения.

– Разочарование и боязнь презрения – мои старыеспутники, – откликнулся Торн. – Именно от них я и попытался укрытьсяв северных снегах, надеясь, что замерзну там и останусь навеки. Так бывает слюдьми: они вроде бы умирают, но не на самом деле. Я думал, что недолго протянув холоде, что он поглотит меня, превратит в льдину, как смертного. Однако нетут-то было. Нескончаемая стужа стала моим ежедневным уделом, я привык к ней,уверенный в том, что заслужил такие мучения. Но во льды меня загнала душевнаяболь, и я тебя понимаю, очень хорошо понимаю. Но ты предпочитаешь противостоятьболи и не намерен сдаваться.

– Именно так, – подтвердил Мариус. – Восстав сподземного трона, царица бросила меня под глыбами льда и обрекла наодиночество. Но на помощь мне пришли другие. Они и привели меня за стол совета,дабы я вместе с ними попытался переубедить Акашу. Но до того я и представитьсебе не мог всю меру презрения, которое она ко мне испытывает. Разве мог яожидать такой несправедливости с ее стороны, такой ужасной обиды? И разве мог япредположить, что сумею проявить безмерное терпение и лицемерно создатьвидимость всепрощения?

Но во время совета Акаша нашла свой конец. За нанесенное мнеоскорбление было отплачено сторицей. Та, кого я оберегал на протяжении двухтысяч лет, ушла навсегда. Я потерял свою царицу...

И теперь я словно вновь пересматриваю собственную жизнь, ноуже всю, целиком. Ведь прекрасная, но так жестоко поступившая со мной царицабыла лишь ее частью. Я вспоминаю разные эпизоды своего существования – выборвелик.

– Расскажи мне историю своей жизни, – попросилТорн. – Поверь, я буквально купаюсь в твоих словах, они омывают меня,будто теплая вода. Я чувствую себя рядом с тобой так уютно. Пожалуйста, Мариус.Я очень хочу выслушать твой рассказ и мысленно увидеть то, что ты пожелаешь мнепоказать.

Мариус задумался.

– Что ж, – наконец ответил он. – Пусть моя историяпослужит тебе на пользу. Пусть она отвлечет тебя от мрачных мыслей и тяжкихпереживаний. Пусть она заставит тебя остаться в этом доме.

Торн улыбнулся.

– Да, конечно. Я готов полностью довериться тебе. Такначинай же...

Как тебе уже известно, я родился в эпоху Древнего Рима, вовремена Августа Цезаря, когда сила империи была велика, а владения необъятны,хотя на северных границах давно уже шли сражения с племенами варваров, которыевпоследствии все-таки сумели захватить великое государство.

В Европе тогда, как и сейчас, насчитывалось множествокрупных, густонаселенных городов.

Я, как уже говорил, был человеком книжным. Но однажды судьбанеожиданно преподнесла мне печальный сюрприз: меня похитили, отвезли в землидруидов и отдали во власть Того, Кто Пьет Кровь. Он называл себя священнымБогом Рощи и вместе с Темной Кровью передал мне весьма необычные знания.

В Египет на поиски Матери я отправился прежде всего радисебя, из опасения, что пожар, описанный почерневшим, корчащимся в муках богом,когда-нибудь повторится.

Итак, я нашел Мать и Отца и похитил их у хранителей. Нетолько для того, чтобы завладеть Священной Сущностью божественной царицы, но ииз любви к Акаше: не знаю почему, но я был уверен, что это она приказала мнеспасти их. К тому же она дала мне Могущественную Кровь.

Видишь ли, крови, равной по силе той, что содержалась впервозданном источнике, просто не существует. Кровь Акаши подарила мне огромноепреимущество – я мог справиться с любым из преследовавших меня древнихобожженных богов.