и убедившись, что всё тихо, тоже ушёл в густую тёплую южную ночь. Надо было спешить туда, где с нетерпением его ждали.

А его действительно ждали. Ждал Кутузов. Ждали полководцы. Каждый, получив своё предписание, отправился исполнять в свои полки.

Несмотря на напряжённость, Михаил Илларионович находился в доме Варлама, в отведённых ему покоях. Как ни в чём не бывало принимал гостей. Вёл с ними светские беседы, о погоде, о видах на предстоящий урожай, об успехах в торговле, о ценах. Попутно, как бы мимоходом, решались коммерческие вопросы. Иногда отвлекался, уединяясь с прибывшими вестовыми в кабинете. Через некоторое время непременно возвращался к гостям и продолжал приём. Надо сказать, после каждой такой беседы открывался походный сундучок, где находились самые интимные, очень дорогие для Кутузова вещи. Туда же складывались приличные суммы, иногда поменьше, но чаще солидные, всё больше в тяжёленьких шёлковых мешочках.

Вот и сегодня вечером во дворце Варлама собирался цвет бухарестского общества.

С утра суетилась дворня, убирали покои, таскали посуду, меняли свечи в люстрах, натирали зеркала, полировали полы из дубового паркета. Из кухни неслись аппетитные запахи. То тут то там звучал сердитый голосок Луксандры.

Приехала госпожа Барканеску, мать Луксандры. Радостно, фальшиво расцеловавшись с дочерью, была представлена генералу. У Михаила Илларионовича от вида Катеньки засосало под ложечкой. Бледное благородное ухоженное лицо, с прямым носиком и чувственными малиновыми губами; яркие, выразительные глаза с притягивающим, зазывающим, всё понимающим и разрешающим взглядом туманил, кружил голову немолодому, но ещё вполне достойному мужчине. Они уже как-то виделись на одном из приёмов, но пообщаться близко не могли.

– Луксандра! – обратилась она к дочери. – Позаботься, пожалуйста, о вещах. Там моё платье в коробке, проследи за ним особо.

Сашенька почтительно склонилась, брызнув загадочно взглядом на воспылавшего генерала, резко развернулась и, чеканя недовольно каблучками, вышла из комнаты. Вдали раздались в адрес прислуги громкие сердитые возгласы Луксандры.

– Ничего, молодая ещё. Успокоится, – лукаво улыбнулась Катенька. – А что, мой general? Вам не приходится скучать вдали от дома?

Катенька приблизилась к зардевшемуся лицу генерала. Тонкий аромат цветочного масла, тёплое лёгкое дыхание прелестной дамы кружил голову. «Ох уж эти валашские фемеи! Они хлеще польских паненок», – успел подумать старый вояка и, притянув Катеньку к себе, впился своими губами в её розовые губки. Она чувственно ответила ему.

В дверь негромко постучали. Он тихонько отстранил даму, но из рук не выпустил. Её груди трепетно колыхались в обшитом дорогими, французской работы кружевами декольте. Он нежно поцеловал их и тихонько отстранил от себя.

– Госпожа Барканеску! Прошу прощения! Вы восхитительны. Честь имею. Дела.

– Благодарю вас, – ответила Катенька. – Вы настоящий генерал моего сердца.

Генерал склонил седеющую, но всё ещё курчавую голову перед дамой.

Она глянула в настенное зеркало, обмакнула платочком губы, кокетливо улыбнулась Михаилу Илларионовичу, направилась к выходу.

Генерал галантно открыл дверь, почтительно склонив голову, выпустил даму. Пригласил войти денщика. Тот, вытянувшись, доложил:

– Секунд-майор Каменский!

Кутузов глянул в зеркало, одёрнул военный сюртук. Надел парик, поправил локоны. Обернулся к денщику, махнул приглашающе рукой, спокойно произнёс:

– Проси!

Глава 13

Бодро чеканя шаг, без фатализма, в несвежей полевой форме, без орденов, но при сабле, вошёл Каменский.

– Жду вас, уважаемый Павел Арсеньевич, с нетерпением, – произнёс генерал, сдерживая эмоции и стараясь не повышать голос.

Указал усталому майору на установленный в углу кабинета диван. Место, не имеющее смежных с соседними помещениями стен, а значит труднодоступное для подслушивания.

Кутузов слушал майора внимательно. Слегка склонив к офицеру голову, он рассматривал лежащую на колене кисть руки офицера, с огрубевшей кожей, натруженными пальцами, не перебивал.

В общем сложившаяся обстановка командующему была понятна и им ожидаема. Доклад майора подтверждал, что все предпринятые меры предосторожности были правильными. Ахмет-паша получил сведения из ставки Кутузова именно те, которые он и должен был получить, благодаря стараниям людей Каменского и Анжели.

Главное, в чём уверился генерал-аншеф, – Ахмет-паша поверил своим агентам, выступил из Шумлы в сторону крепости Рущук, не дожидаясь подхода основных сил. Надеялся взять Рущук штурмом с ходу, опрокинуть гяуров в Дунай. Не дать времени Кутуз-паше как-то среагировать, собрать силы. Подошедшие тем временем свежие резервы направить сразу к переправе, а далее, преследуя и громя остатки русских сил, быстро дойти до Бухареста и, не останавливаясь, на плечах русских взять столицу Валахии.

Дождавшись окончания обстоятельного доклада разведчика, генерал встал. Мигом поднялся и майор.

Михаил Илларионович подошёл к письменному столу. Произвёл несколько записей в журнале, видимо, для памяти. Мимо взгляда Каменского ничего не могло пройти просто так. Но в произведённых командующим каракулях ничего нельзя было понять.

– Да-да, уважаемый Павел Арсеньевич! – проговорил вполголоса Михаил Илларионович, словно угадывая мысли майора.

Закончив, закрыл журнал, взял свечу и, наклонив над журналом, накапал растаявший воск на застёжку переплёта.

Приложил нанизанный на мизинец серебряный перстень-печатку.

– В нынешних условиях приходится беречь свои мысли от чужих глаз и таким образом.

Кутузов, убрав журнал, подошёл к Каменскому. Громко, видимо, специально для чутких сторонних ушей засмеялся в голос.

– Ну, батенька, и смешную же историю рассказали. Я давно такой забавы не слышал. Ну Ланжерон, ну француз! Опростоволоситься, купить по дешёвке партию сапог на картонной подошве. Обменять их тут же у греков на оливковое масло и получить в придачу бочку кипрского вина в подарок.

Генерал, поглядывая на смежную с соседней комнатой стену, продолжал весело хохотать. Знаками призывал майора подыграть ему.

– Это ещё не всё, – засмеявшись громко в ответ, проговорил майор, – греки отправились к туркам и непонятным образом всучили сапоги тамошним крестьянам, получив за них пол сотни баранов.

– Вот что, батенька, – проговорил, не снижая голоса, генерал, – сегодня хозяин дома устраивает приём в честь приехавшей матери Сашеньки, госпожи Барконеску… Пора Вам уже познакомиться с известной Вам мадам Катенькой Гике, – проговорил уже вполголоса Михаил Илларионович. – Интересная фигура в местных кругах. Я представлю вас. Займитесь ею поплотней. Отвлеките от моей персоны. А то Сашенька находится не в себе от повышенного внимания её чувственной маменьки ко мне.

Генерал глянул на стену с «ушами», громко продолжил:

– Вам, майор, надо поторопиться. Негоже перед дамами в походной форме предстать.

Снизив тембр голоса, продолжил:

– Подумайте, что надобно услышать Катеньке из ваших уст.

Михаил Илларионович, глянув на Каменского здоровым глазом, лукаво скосил глаз незрячий.

«Ловко у него получается. Смешно! – подумал майор, сдерживая улыбку. – Надо же, он и так умеет? И вправду старый лис! И ловелас тоже тёртый».

Тем не менее майор не спешил уходить. Как-то неловко замялся.

– Что такое, Павел Арсеньевич? – генерал недоумённо