знак, где означаемым является ее прототип. Если рассуждать в категориях семиотики, то в классификации Чарльза Пирса модели относились бы к иконическим знакам, у которых связь между означающим и означаемым построена на визуальном подобии. У моделей, лишенных деталей, будь то миниатюрные плавающие или летающие машины, составлявшие основу моделирования с 1920‐х и до 1950‐х годов, или безымянные копии западных самолетов и кораблей, продаваемые в СССР после 1977 года, функцию означаемого выполняли абстрактные самолеты и корабли – продукты технического прогресса. Детали же, наоборот, помещали модель в определенный исторический контекст, наделяя ее конкретным историческим значением. В упомянутом руководстве Лучининова призыв воспроизводить мельчайшие детали, добиваясь идеального сходства модели с оригиналом, соседствует с напоминанием, что юным кораблестроителям, собирающим модели российских или советских судов, необходимо безупречное знание истории[150]. Все советские пособия и книги по судомоделизму открывались пространным экскурсом в историю российского и советского мореплавания[151]. Связь между деталью и историей характеризовала и другие виды любительского моделирования. В приведенных ниже рекомендациях из авторитетного руководства по авиамоделизму «Самолет на столе» 1989 года угадывается та же логика связи между знанием истории и фетишистским вниманием к деталям[152], активно поощряемым среди юных моделистов:

«Выбирая для работы модель самолета, желательно иметь о нем, кроме подробного чертежа, максимум информации: имя конструктора и название фирмы-изготовителя, летные данные, характерные отличия, время изготовления, характер возникавших при доводке и эксплуатации изменений и т. п. Наиболее полную информацию по этим вопросам дают специализированные журналы, например, отечественные „Моделист-конструктор“, „Крылья Родины“ ‹…› В этих изданиях нередко помещаются монографии, посвященные определенным типам машин, сопровождающиеся довольно подробными чертежами самолета в целом, его узлов и т. п., фотографиями, схемами раскраски, описанием его участия, например, в боевых действиях, если это – самолет военный; рассказывается, кто и насколько удачно на нем летал и каких добился успехов. Но, как правило, для более полной картины следует привлекать другие источники: журналы, фотографии из периодических изданий, книг, мемуаров и т. п. После того как объект для изготовления выбран, все материалы информационного характера необходимо собрать в одной папке»[153].

Фетишизм детали – всячески поддерживаемый в кружках – требовал создания домашнего исторического архива. В процитированном отрывке этот совет четко проиллюстрирован рекомендацией использовать отдельные папки для хранения материалов по каждой модели. Отправной точкой для архива служили краткие исторические справки об эксплуатации прототипа в российских или советских вооруженных силах, прилагаемые к инструкциям по сборке моделей, но предполагалось, что они лишь подогревают желание узнать об истории прототипа как можно больше. Чтобы удовлетворить любопытство, моделистам следовало обратиться к «специализированным журналам ‹…› фотографиям из периодических изданий, книг, мемуаров и т. п.» и перенести нужные материалы в «одну папку», воспроизведя у себя дома часть этого обширного исторического архива. Его составными элементами были не классы или производственные отношения, как того требовал исторический материализм, а технические объекты, их конструкторы, а также выдающиеся люди, пользовавшихся ими.

Далее моделистам предлагались разные возможности работы с архивом. Руководители кружков моделирования во дворцах пионеров и клубов юных техников устраивали экскурсии на аэродромы, в морские порты или на военные базы, где их подопечные знакомились с настоящей техникой и людьми соответствующих профессий. Государственные клубы моделистов в обязательном порядке проводили также встречи с ветеранами Великой Отечественной войны, а руководители кружков читали лекции на исторические темы. Как правило, в течение учебного года проходило несколько таких мероприятий[154]. Еще моделистам советовали читать специализированные и популярные технические журналы и книги. В приведенном выше отрывке Олег Лагутин отсылает читателей, в частности, к «Моделисту-конструктору», публиковавшему точные чертежи моделей, но неизменно предпосылавшему им рассказы о патриотических или, по крайней мере, назидательных эпизодах из истории эксплуатации прототипов. Так, в 1982 году журнал «Моделист-конструктор» начал печатать серию схем и изображений исторических самолетов-истребителей; серия продолжала выходить в 1983 и 1984 годах и охватила период от Первой мировой войны до войны во Вьетнаме. Статьи содержали сравнительный обзор наиболее значительных моделей каждой страны, показывая, как технологические новшества, введенные одним производителем, провоцировали волну изменений в военно-воздушных силах всех государств. Однако подробные схемы приводились только для самолетов, созданных для российского и советского воздушного флота или хотя бы использовавшихся в нем; в статьях описывались эпизоды из истории их эксплуатации, упоминались летавшие на них выдающиеся асы и вклад каждого самолета в военные действия. Первая статья из этой серии была посвящена ранним истребителям времен Первой мировой войны. Так как к ее началу Российской империи не удалось обзавестись собственными истребителями, автор уделил основное внимание французскому Morane-Saulnier G, который Россия закупила перед войной. Статья начиналась с описания первого в истории применения воздушного тарана против вражеского самолета, осуществленного русским авиатором Петром Нестеровым, летавшем на самолете Morane-Saulnier G, что и обеспечило этому истребителю место в пантеоне советской авиации.

В распоряжении моделистов, желавших собрать модель этого самолета, оказалась только одна схема раскраски и один набор опознавательных знаков – повторявшие облик самолета, на котором Нестеров в последний раз поднялся в воздух. Чтобы дополнить архив исторических знаний, собираемый юными моделистами, автор привел похвалы в адрес летчика из дореволюционных газет: «Итак, начало бою в воздухе положено. И первым бойцом явился он, русский герой, носитель венца славы за мертвую петлю, – Петр Николаевич Нестеров». Как само собой разумеющееся представлялось то, что героем статьи был офицер царской армии и дворянин, представитель класса, который большевики считали своим главным врагом, и что его отношение к «первой мировой империалистической войне» было исполнено достоинства и патриотизма, обусловленных его классовым происхождением. В статье приводилась клятва, которую якобы дал Нестеров перед вылетом: «Я даю вам честное слово русского офицера, что этот австриец перестанет летать!». Трудно придумать что-то более далекое от «пораженчества» и призыва «превратить империалистическую войну в гражданскую», о которых писали в советских учебниках истории[155]. В данной серии это была первая статья, где прослеживалась эволюция истребительной авиации от ранних образцов до реактивных истребителей третьего поколения. Вместе с тем, возводя истоки современной советской авиации к дореволюционным моделям самолетов, автор показывал историческую преемственность между Российской империей и Советским Союзом, косвенно подрывая представление об Октябрьской революции как радикальном разрыве с имперской Россией.

В судомоделизме эта тенденция проступала еще более отчетливо: в многочисленных публикациях о моделях кораблей Киевской или Московской Руси и Российской империи подчеркивалась находчивость русских кораблестроителей, применение ими передовых технологий и их изобретения, мужество русских моряков во всех войнах на море и первенство русских мореплавателей в освоении мировых океанов. Тот же акцент заметен в деятельности кружков: от руководителей в обязательном порядке требовали читать ученикам лекции по истории русского флота «с древнейших времен»[156]. Упор на