— Ты ведь на машине! — укорила она его.

— Меня отвезут. Я тут постоянный клиент, —небрежно заметил тот.

— Хорошо живешь.

— А буду жить еще лучше, когда ты отвалишь от моегопарня.

Он сунул руку за пазуху и добыл оттуда пухлый конверт.Подержал его в руках, потом наклонился и положил перед Глашей, рядом с еечашкой.

— Что это? — удивилась та.

— Посмотри.

Глаша поглядела и захлопала глазами.

— Тут деньги.

— Верное наблюдение. Я даю тебе деньги.

Глаша медленно прозревала.

— Ты что, решил заплатить за то, чтобы я не встречаласьс твоим сыном? — все еще не веря, спросила она.

— Я расстроен, — признался Стрельников, понизивголос и наклонившись к ней. — После встречи с тобой я понял, что понятияне имею, как защитить Витьку от алчных, наглых и агрессивных баб. Онсимпатичный, умный и перспективный. Он ни в чем не нуждается. При этом еще совсеммальчишка, и попадись ему какая-нибудь барракуда…

— Барракуда — это, стало быть, я? — Глашапочувствовала, что ее щеки наливаются кровью. — А с чего ты взял, что яимею на него виды? Ведь речь шла всего лишь о помощи…

— Я видел, как ты вырядилась! — отрезалСтрельников. — И слышал, как ты с ним заговорила: «Тю-тю-тю». Женщиныразговаривают так только в том случае, если им что-нибудь нужно.

— Ну да! Мне нужно было, чтобы Витя не сорвался скрючка…

— Ага!

— Я имею в виду, чтобы он не испугалсясвидетельствовать против Дукельского.

— Избавь меня от отвратительных подробностей своейбеспутной жизни! Как я понял, ты кувыркалась на пляже с каким-то мужиком, амальчишки все это видели.

— Думай, что хочешь! — отрезала Глаша. — Иденег твоих я не возьму, даже не надейся.

Лицо у Стрельникова вытянулось от обиды.

— Я что, мало предложил? Ты хотя бы посмотри, какуюсумму держишь в руках.

— Подавись своей суммой! — Глаша отшвырнула отсебя конверт одним пальцем.

Стрельников смотрел на нее примерно с таким же выражением, скаким смотрят на муху, попавшую в тарелку.

— Тебе нужно все, ведь правда? Решила проглотитьмальчишку с потрохами?

У него был такой странный задиристо-беспомощный вид, чтоГлаша расстроилась по-настоящему.

— Слушай, у тебя есть жена?

— Ты ведь знаешь, что нет, — отрезал тот. —Если бы Витина мать была жива, ты бы уже катилась колбаской по Малой Спасской.

— Сочувствую, — пробормотала Глаша, опустив глаза.

— Не стоит, это было давно. Она умерла, когда рожала.Хотя зачем я тебе все это рассказываю? Тебя это только подхлестнет, не так ли?

— И что же, по-твоему, я собираюсь сделать с твоимпарнем? — нервно спросила Глаша.

— Выйти за него замуж, разумеется.

— О боже!

— Я все про тебя узнал. Ты старая дева. Последний тип,на которого ты имела виды, неожиданно потерял бизнес, и вы расстались. — УСтрельникова слегка заплетался язык. — Теперь же, когда ты постарела..,богатого мужика уже подцепить не можешь, ты решила отыграться на Витьке, укоторого еще молоко на губах не обсохло…

Глаша откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди:

— Значит, не хочешь быть моим папочкой? И ты далеко ненищий, так надо понимать? И Витя для такой барракуды, как я, — лакомыйкусочек? Сколько же стоит отмазать богатого наследничка? — Она кивнула наконверт.

Стрельников тотчас схватил его и засунул в карман.

— Я натравлю на тебя братков, — пообещалон. — Утюга боишься?

— Как мне тебя убедить, что я уже отступилась? —спросила Глаша. — Ты меня страшно напугал, и я сама готова тебе заплатитьза то, чтобы ты от меня отстал.

— Если мой парень вдруг тебе позвонит, ты поговоришь сним так, чтобы он больше этого не делал.

— Клянусь, — сказала Глаша, понимая, чтоСтрельников здорово набрался и ей не остается ничего другого, как только поддакиватьему.

— Витя сегодня не ночует дома, — зачем-то сообщилтот. — Они с друзьями празднуют день рождения одной девушки. Я разрешилему остаться до утра. Специально. Может быть, его заинтересует кто-нибудь изсверстниц до такой степени, что он перестанет болтать о тебе с утра до ночи.

«Вот где собака зарыта! — подумала Глаша. — Витяему про меня что-то рассказывал, и папашу это напугало до смерти».

— Ладно, мне пора! — Она решительно поднялась наноги. — Ты уверен, что тебя довезут до дому?

— А тебе-то что?

— Вообще-то я тоже умею водить машину.

— Да я не доверю тебе даже ботинки зашнуровать!

Он принялся с жадностью приканчивать водку, а Глашаогляделась по сторонам и подозвала официанта.

— Кто-нибудь поможет мне довести его до машины?

— Валерия Николаевича? Конечно!

— И часто он так надирается?

— Первый раз вижу. Он позволяет себе рюмочку, толькокогда у него серьезные неприятности.

«Ничего себе! — невольно загордилась Глаша. — Этокаких же размеров неприятностью он считает меня! Пусть он в глаза и называетменя старой воблой, но в душе считает такой неотразимой, что готов дажезаплатить, чтобы я исчезла с горизонта!» Настроение у нее исправилось. Онаполезла к Стрельникову в карман пиджака, чтобы найти там ключи от машины.

— Прекрати меня обнимать! — проворчал тот,отпихивая ее двумя руками.

— Тихо, тихо!

Она подождала, пока буяна усадят на переднее сиденье ипристегнут ремнем, потом вставила ключ в замок зажигания. Никогда раньше она неводила иномарку, но ей всегда очень хотелось. Если бы не Кайгородцев со своимприказом явиться к нему в девять, она покаталась бы по городу просто радиудовольствия.

— Куда едем? — спросила она Стрельникова, которыйсидел так прямо, словно проглотил кочергу.

— Кутузовский проспект, — пробормотал тот и присовокупилк сообщению номер дома и квартиры.

— А ключи у нас есть?

Она хотела прибавить: «Или Витя дома?», но решила непроизносить имя его сына без особой надобности. Вдруг надравшийся папаша впадетв ярость?

В доме на Кутузовском наличествовал привратник, толстыймужчина лет пятидесяти, и Глаша широко улыбнулась ему, протаскивая мимополуживого Стрельникова. Одной рукой он обнимал ее за шею, другой держал себяза подбородок, будто бы глубоко задумался.

— На какой нам этаж? — спросила она привратника.