В конце концов напилась до бесчувствия и, когда утромзазвонил будильник, просто свалилась с кровати на пол. До ванны пришлосьползти, и тело было таким неподъемным, будто бы его готовили к полету в космос,утяжелив каждый квадратный сантиметр. Хватаясь руками сначала за ванну, а потомза раковину, бедолага наконец поднялась на ноги и возникла в зеркале.

— Мамочка моя! — пробормотала она, ощупывая рукамищеки. — Что-то я неважно выгляжу. Может быть, я заболела?

Состояние было новым, и Глаша просто поверить не могла, чтово всем виноват коньяк.

— Раиса Тимуровна, у меня грипп, — сообщила она,явившись на работу и едва ворочая языком.

— Сочувствую, — пробасила Подвойская и потянуланосом. — Ты рассольчиком лечилась, драгоценная моя?

— У меня его нету.

— Пойди к Бабушкину, он тебе что-нибудь посоветует.

— Нет-нет, — замахала руками Глаша. — Сначалая ему подготовлю обещанные распечатки, а уж потом буду просить совета.

С распечатками ничего не выходило: руки не слушались, ипринтер зажевывал бумагу, несмотря на то что Глаша постаралась сосредоточиться.

— Глаш! — сердито крикнул Лева Бабушкин, засовываяголову в ее кабинет. — Ты мне клятвенно обещала…

Глаша обернулась на голос, и Лева тут же пробормотал:

— О господи!

— У меня грипп, — сообщила та. — Не чувствуюни вкуса, ни запаха.

— Еще бы, — пробормотал Лева.

— Лев, у меня такая головная боль! Я утром с кроватиупала. Это может быть трещина в черепе?

— Смотря что ты пила. А сейчас тебе нужен кофе.

— Кофе мне не помогает.

— Ты небось чашечку выпила? А тебе надо ведро.

К обеду Глаша посерела. И когда появился рассерженный чем-тоКайгородцев и начал голосить в приемной, она заткнула уши. Через минуту Петявозник в ее кабинете и принялся беззвучно шевелить губами. Потом пересталшевелить и, подойдя к Глаше, потряс ее за плечо. Она застонала и открыла уши.

— Дукельский где-то спрятался, можешь себепредставить? — заявил он. — Мои орлы не могут его найти. Кстати, тысобираешься что-нибудь предпринимать? Ну… По нашему делу?

— Да, — выдавила из себя Глаша. — Только неори так.

— Я и не ору. У тебя есть какой-нибудь план поисков?

— Надо покопаться в вещах твоей жены, в ее бумагах… Илиты уже копался?

— Нет, — испугался Петя. — Я вообще ничего неделал.

— Молодец, — пробормотала Глаша. — Тогдапосле работы сразу поедем к тебе.

— У меня через час важная встреча. Сейчас соберу бумагии отчаливаю. Подгребай ко мне домой часов в девять вечера, так будет лучшевсего.

— Ладно, — сказала Глаша. — В девять так вдевять. Только адрес оставь. А то я на кладбище была, а дома у тебя нет.

Петя нацарапал на листочке свой адрес и даже схемунарисовал, как до его дома добраться. Открыл дверь в приемную и снова заорал:

— А где Подвойская, леший ее забери?

— Не ори же ты так! — простонала Глаша, втянувголову в плечи. Потом махнула рукой:

— Ее нет, она обедает.

— Опять с супом?!

Раиса Тимуровна ходила в столовую, расположенную аж за триквартала. Она придерживалась убеждения, что горячий суп продлевает жизнь, иежедневно совершала долгие пешие прогулки в поисках борща или рассольника.

— Она меня без ножа режет! — расстроилсяПетя. — Тогда, Глаш, ты иди и ищи у нее в столе все, что касается методикипохудания. Давай, живенько, живенько!

Покряхтывая и постанывая, Глаша выползла в приемную и,усевшись на место Раисы Тимуровны, принялась обследовать ящики ее стола. Столоказался настоящим складом полезных вещей. Там было все — начиная от ниток сиголками и заканчивая паяльником. Единственный ящик, в котором лежали бумаги,находился в самом низу. Поверх папок катался белый пластмассовый пузырек безопознавательных знаков. Глаша вытряхнула его вместе с бумагами, и он покатилсяпо полу, стуча, словно погремушка.

Она подняла пузырек и ради любопытства отвинтила крышку.Внутри лежали белые круглые таблетки и свернутый в несколько раз вкладыш.«Может, Раиса Тимуровна тайком худеет с помощью какой-нибудь суперсистемы?» —подумала Глаша. Она развернула вкладыш, но по-русски там не было ни слова —бумажка была испещрена разноцветными иероглифами. «Свистнуть, что ли, дляДениса?» — подумала Глаша, но тут же решила, что без спроса неудобно. Крометого, почти такой же вкладыш она вчера взяла у Лиды.

— Глаш, да что ж такое! — вскричал Лева Бабушкин,застав ее кверху попой на полу возле стола. — Ты будешь работать или нет?Я понимаю, что ты сейчас не в форме, но мне от этого не легче!

— Я несу-несу, — проквохтала Глаша. — Тольконе ори!

Саша Ашмаров, который вышел в приемную покурить,сочувственно спросил:

— И что же ты вчерась отмечала?

— Не помню, — призналась Глаша. — Кажется, япрощалась с молодостью.

— Вы с ней были только вдвоем?

— М-м… Не могу сказать с уверенностью. По крайней мере,посуда наутро оказалась побита.

— Кстати, Левка проспорил мне бутылку вина, так чтосегодня вечером мы с ним идем в ресторан. Не хочешь присоединиться? Лев, ты непротив?

— Я совсем не против, только с условием, что она довечера справится с распечатками.

— Так как? — настаивал Ашмаров, топчась своимиузкими ботиночками прямо возле Глашиных пальцев. — Идешь с нами?

Глаша закинула завинченный пузырек обратно в ящик и поднялаголову.

Вид у Саши Ашмарова был заговорщический. «Интересно, что этона него нашло? — подумала она. — Раньше он никогда не предлагал мнеидти куда-то после работы. И тут вдруг — в ресторан. Хоть и с Бабушкиным, новсе равно».

Глаша стала соображать: у Ашмарова жена и ребенок, у Бабушкинавообще трое детей. Значит, ничего серьезного тут быть не может. Вероятно, с нейжелают завести незатейливую интрижку. Она тотчас же представила, как будетразвиваться такая интрижка и чем она может закончиться. Плачевная перспектива!Крутить роман на работе можно только в том случае, если ты уже подыскиваешьсебе новое место. А если нет, не стоит испытывать судьбу.

— Я сегодня не могу, — сказала она. — У менявесь вечер занят.

— Но подлечиться-то? — не отставал Ашмаров.

— Я уже хорошо себя чувствую, — соврала Глаша.

— Значит, ты в состоянии сделать распечатки? — тутже оживился Лева.

— Да, — прокряхтела она, пытаясь подняться припомощи массивного стула Подвойской.