Для римлян, однако, комментарии к Аквилиеву закону были чем-то вроде списка способов, с помощью которых можно сломать стол. Римляне относились к порабощённым людям не как к людям, а как к коровам или овцам. Умышленное лишение раба жизни попадало под этот закон, потому что Рим существовал за счёт рабского труда, рабы были повсюду, иногда их умышленно убивали ни за что ни про что – и на этот случай нужно было обеспечить возмещение ущерба рабовладельцу. Лишение раба жизни не считалось убийством. Убивший раба – мужчину, женщину или ребёнка – должен был всего лишь заплатить владельцу столько, сколько стоил убитый. Потерпевшим считался владелец, именно его потери должны были быть компенсированы. Жизнь раба ценности не имела – в отличие от его труда.

В последующие две сотни лет новых законов о лишении людей жизни не издавали, пока в 81 году н. э. диктатор Сулла не изменил ситуацию раз и навсегда. Сулла вышел победителем из десятилетнего противостояния с Гаем Марием, в результате чего и стал диктатором. В Римской республике так называлось должностное лицо, избиравшееся на короткий срок при чрезвычайных обстоятельствах. Диктатура была чем-то вроде военного положения: целый год[50] в руках диктатора находилась абсолютная власть, и он мог принимать любые законы, какие ему заблагорассудится. Сулла поставил перед собой три главные цели: ограничить демократию, сосредоточить власть в руках сената и устранить как можно больше оппонентов. Для этого он казнил 400 сенаторов и 1600 всадников и одновременно издал первый настоящий закон об убийстве. По-латински он называется lex Cornelia de sicariis et veneficiis, что можно примерно перевести как «Корнелиев закон о людях, которые носят мечи, и о чародеях». В результате затеянной Суллой централизации власти отношения между римским государством и римским народом коренным образом изменились. Римское государство впервые решило вмешаться в то, что прежде считалось частным делом отдельных семей. У римлян впервые появился закон о жизни и смерти свободных граждан. В Риме изобрели убийство.

Я немного преувеличиваю (уж извините). Строго говоря, постоянный суд по делам о нападениях вышеупомянутых людей с мечами был учреждён еще в 122–124 года н. э., во времена Гая Гракха. Постоянные суды появились в Риме в 149 году до н. э., потому что большое количество людей из провинций стекались в город с жалобами на наместников, которые зачастую оказывались не обещанными безупречными управленцами, а банальными ворами, душегубами и вымогателями, не упускавшими ни малейшей возможности поживиться за счёт жителей завоёванных земель. Из-за обилия жалоб создавать временные судебные комиссии для рассмотрения каждого конкретного дела стало решительно невозможно. Провинциалов, обвинявших наместников в том, что те разграбляли их храмы и насиловали их дочерей, было столько, что пришлось учредить новый орган судебной власти. Позднее трибуны пользовались этим прецедентом для организации постоянных судов, рассматривавших другие особо важные категории дел. И Гай Гракх, по-видимому, счёл дела о нападениях вооружённых головорезов достаточно важными и неотложными.

Учёные много спорят о том, рассматривались ли в этих судах дела убийц-«любителей» или в них судили только «профессионалов». Но это сугубо профессиональный и ужасно скучный спор, и возник он только потому, что описания процессов, проводившихся в этих судах, до нас не дошли, так что мы понятия не имеем, что они собой представляли. А потому в нашем кратком обзоре мы их просто проигнорируем. Если верить главному юридическому источнику – Дигестам Юстиниана – убийство изобрёл Сулла. И речь о довольно специфическом убийстве.

Во введении мы знакомились с формулировками законов об убийстве, действующих в англоязычных странах. Их авторов, если вы помните, больше интересует, каковы были намерения убийцы и находился ли он в здравом уме, а не детали самого преступления. Сулла же считал, что важнее всего как можно подробнее описать действия, которые он решил запретить, и объявил вне закона убийство путём умышленного поджога, путём лжесвидетельства, путём подталкивания других к лжесвидетельству, путём вынесения заведомо несправедливого смертного приговора в суде, в том числе за взятку, и при помощи яда. Это не очень похоже на знакомые нам законы об убийстве. Данный закон был направлен против римских аристократов, которые по завершении кровавой войны сводили счёты друг с другом при помощи судов и вооружённых группировок. И Сулла хотел прекратить это, чтобы расправляться с врагами при помощи судебной системы мог только он сам.

Корнелиев закон рисует картину противостояния напуганных и мстительных представителей знати, десять лет убивавших друг друга на полях сражений, но так и не забывших старые обиды. Он свидетельствует о многочисленных пороках судебной системы, о наводнивших Рим отравителях и бандах. Сулла собирался со всем этим покончить. Его закон – это не абстрактный правовой акт, который можно использовать в различных ситуациях, чтобы отличать убийства от случаев причинения смерти по неосторожности. Это весьма специфический закон, разработанный с учётом особенностей весьма специфического периода римской истории. Вышло так, что его продолжали применять даже после того, как республика рухнула, а на её месте возникла имперская система. Ведь именно в законах Суллы впервые была сформулирована идея государственного вмешательства в дела частных лиц.

До Адриана (правил в 117–138 годах н. э.) ни один из императоров не издавал юридических актов, касающихся убийства. Ни Август, ни Веспасиан, ни Траян не удосужились сказать римлянам: «не убивайте людей намеренно!» Просто это не входило в их компетенцию. Эдикт Адриана представляет собой довольно небрежное, но весьма заметное вторжение римского государства в жизнь и деятельность частных лиц. Вот его текст:

«…того, кто убил человека, можно оправдать, если он совершил это не с намерением убить, и должен быть осуждён как человекоубийца тот, кто не убил человека, но ранил, чтобы убить»[51].

Таким образом, Адриан впервые в римской истории признал преступлением покушение на убийство – это его достижение явно недооценено.

Рассмотренные нами законы действовали на протяжении нескольких столетий римской истории – пожалуй, я перечислила всё самое важное, и почти всё, что касается тех убийств, о который пойдёт речь в оставшейся части этой книги. Разница в том, что до Адриана в римском праве жертвой жестокого преступления против личности считалось частное лицо, а не государство. Я живо представляю себе, дорогой читатель, как вы закатываете глаза при виде этого до боли очевидного утверждения: ведь в повседневном общении мы и сегодня называем жертвой того, кто был убит, а родственниками жертвы – членов его семьи. Но государство смотрит на произошедшее иначе – по крайней мере, если речь о любом из современных западных государств. С их точки зрения, в каждом деле об убийстве есть как минимум две жертвы: сам человек, лишённый жизни, и достоинство государства. Человек, которого пронзают ножом, становится жертвой насилия, а государство – жертвой посягательства на его право контролировать поведение своих граждан. Поэтому уголовное дело возбуждается именно государством. Жертва убийства или покушения на убийство не может отказаться от выдвижения обвинения против преступника, потому что, будучи одной из его жертв, не является единственной жертвой. Ну, ещё и потому, что обычно к этому моменту жертва уже мертва. В любом случае решение о возбуждении уголовного дела принимает государство, и в суде по такому делу выступает государственный обвинитель – потому что уголовные преступления наносят государству ущерб.