По утверждению К. С. Москаленко, упомянутая Меллентином карта была подброшена немцам советской разведкой. Это похоже на правду, поскольку от двух из трех танковых корпусов здесь действовали только отдельные бригады, а четырех (!) стрелковых корпусов у Мелени не было и быть не могло. Между Малином и шоссе Житомир-Коростень находилась лишь часть 24-го стрелкового корпуса, а также несколько дивизий из состава 13-го и 15-го корпусов, отошедшие на север с линии Черняхов-Радомышль. Кроме того, Москаленко приводит приказ командования фронтом от 18 декабря, который требовал от командующих 13-й и 60-й армиями с утра 19 декабря демонстрировать противнику готовность к крупному наступлению в районе Сарновичей, Мелени и Чеповичей, в направлении на запад и юго-запад, для чего следовало показать сосредоточение крупных сил пехоты, артиллерии, в том числе танковой армии Рыбалко в районе Ходаки, Стремигород, организовать работу ложных радиосетей, а главное – широко «распустить слухи, что на всем фронте мы перешли к жесткой обороне, а на коростеньском направлении будем наступать».

Дезинформационные меры сделали свое дело – даже после войны немцы искренне считали, что вели бои против советской ударной группировки. Э. Раус пишет:

Учитывая наши ограниченные силы, ни фельдмаршал фон Манштейн, ни я сам даже не планировали столь крупной операции, не говоря уже о трудностях, с которыми мы столкнулись бы, если бы углубились в заболоченные леса между реками Тетерев и Днепр. Действительно, цели нашей упреждающей атаки были достигнуты, создание непрерывной линии пехотного фронта продолжалось. Несмотря на огромные потери только что прибывших пехотных и танковых соединений, отчаянная контратака ничего не дала противнику. Мы отбили все удары, хотя после тяжелых боев. Только 17 декабря русские потеряли более 80 танков, в последующие два дня их атаки стоили им еще более 150 танков. Мелкие выпады пехоты, поддержанной танками, против позиций 13-го корпуса тоже были безрезультатны.

Таким образом, в ходе наступления с 6 по 19 декабря немцы уничтожили 430 советских танков – столько машин здесь просто не могло быть, даже если помимо 210 танков и САУ 4-го гвардейского танкового корпуса учитывать потрепанную еще под Фастовым 55-ю танковую бригаду 7-го гвардейского танкового корпуса и около 70 танков переброшенной к Чеповичам 111-й бригады 25-го танкового корпуса.

20-21 декабря командование фронта передало в состав обороняющейся в районе Коростеня 13-й армии весь 25-й танковый корпус Ф. Г. Аникушина (111-я, 162-я, 175-я танковые и 20-я мотострелковая бригады). Корпус к началу боев насчитывал 229 танков и САУ. 22 декабря советские танкисты нанесли удар, выбив противника со станции Чеповичи и из Стремигорода. По советским донесениям здесь было уничтожено 120 вражеских танков (цифра тоже явно преувеличенная) и еще 48 захвачено. В Стремигороде танкистами 175-й танковой бригады были захвачены два штабных автобуса, принадлежащих танковой дивизии СС «Рейх»[115] и 12 офицеров штаба, а также 8 исправных танков. Попытки противника отбить Стремигород не увенчались успехом.

Косвенно неудачу немцев признает и Меллентин, поскольку тональность его мемуаров здесь заметно меняется:

22 декабря дивизии «Лейбштандарт» не удалось продвинуться, зато 1-я танковая дивизия успешно отбила атаки двух танковых корпусов, уничтожив при этом 68 танков противника. 23 декабря мы оттянули назад наши охватывающие противника фланги и вели оборонительные бои на всем фронте, ликвидируя все попытки врага отрезать наши дивизии. 48-й танковый корпус с удовлетворением узнал, что ему удалось упредить и в значительной степени сорвать еще одно крупное наступление, которое, возможно, привело бы к разгрому 13-го корпуса…

Таким образом, к 23 декабря наступление у Мелени окончательно выдохлось, не достигнув своих целей. Теперь уже немецкие войска вынуждены были уходить из-под окружения. Тем не менее Меллентин пытается убедить себя, что действия 48-го танкового корпуса сорвали крупное советское наступление:

Так закончились наступательные действия 48-го танкового корпуса на киевском выступе… Мы нанесли русским тяжелые потери: за этот период войсками 4-й танковой армии, в авангарде которой действовал наш корпус, было захвачено свыше 700 танков и 668 орудий. Из трех групп русских войск, переправившихся в ноябре через Днепр, первая, у Брусилова, была сильно потрепана, вторая, в районе Житомир, Радомышль, – полностью уничтожена, а третья, восточнее Коростени, понесла настолько тяжелые потери, что уже не могла больше вести наступательных действий.

Правда, русские могли восполнить понесенные потери, но боевые качества непрерывно подходивших из района Киева пополнений были невысокими. Приближался день, когда у русских не осталось бы больше никаких резервов.

Немецким генералам очень хотелось чувствовать себя победителями. Поэтому Э. Раус пускает в ход всю свою фантазию, даже не оглядываясь на даты. Речь уже идет, ни много, ни мало, об уничтоженных русских армиях:

На стадии консолидации позиций мы должны были использовать успех первоначальной атаки. Две русские армии были почти полностью уничтожены и наступать не могли. Таким образом, угроза удара к северу от Житомира исчезла. Через несколько недель русские на православное Рождество начали наступление на другом, не столь слабом участке фронта, что было свидетельством изменившихся планов.

При этом чуть раньше сам Раус констатировал:

Разведка сообщила, что из Киева выдвигаются новые танковые и моторизованные части. Согласно показаниям пленных, русские ожидали крупного немецкого наступления с целью отбить Киев и поэтому перебросили сюда все свободные войска…

В данном случае либо разведка противника допустила просчет, либо немецким генералам очень хотелось обмануть себя – а может быть, всего лишь читателей мемуаров. Войска 1-го Украинского фронта пришли в движение не для обороны Киева от удара с запада, а для подготовки к удару на юго-запад. 16 декабря Военный совет фронта подписал разработанный штабом фронта план Житомирско-Бердичевской операции.

Действительно, согласно директиве командующего 1-м Украинским фронтом первый удар 24 декабря наносился по брусиловской группировке противника, которая изначально являлась главной целью наступления. Атака против малин-радомышльской группировки намечалась на 26 декабря. Ф. Меллентин с нескрываемой грустью пишет:

Мы начали свой отход очень своевременно. В 80 км южнее, у Брусилова, где мы вели бои 22–24 ноября, русские вновь предприняли наступление и смяли 24-й танковый корпус. У 4-й танковой армии не было резервов, поэтому 48-й танковый корпус получил приказ немедленно оставить позиции у Мелени и совершить со своими тремя танковыми дивизиями стремительный марш на юг для восстановления положения на прорванном участке фронта.

Наступление 13-й армии на коростеньском направлении началось 28 декабря – на два дня позже даты, намеченной еще 16-го числа. Эти двое суток и были тем самым «эффектом», о котором говорили Раус и Меллентин. Уже к вечеру оборона противника была прорвана. 29 декабря смежные фланговые дивизии 24-го и 77-го стрелковых корпусов заняли Коростень, а танки 25-го танкового корпуса вышли юго-западнее города на железную дорогу Коростень-Шепетовка. Далее наступление в болотистой местности велось вдоль железных дорог по расходящимся направлением – на Сарны (77-й стрелковый корпус) и на Новоград-Волынский (44-й стрелковый и 25-й танковые корпуса). В ночь на 1 января части 24-го стрелкового корпуса преодолели реку Случь и к исходу дня заняли Новоград-Волынский, преодолев таким образом за 5 дней наступления свыше 100 километров – много больше, чем удалось преодолеть немцам за две недели своего наступления в междуречье Тетерева и Ирши.