довольно большое расстояние, пока его не подобрал грузовик, везший йогурт; а в городе Гарп и водитель грузовика вместе пошли в полицию.

Когда водитель грузовика — еще до встречи с Гарпом — проезжал мимо места аварии, черные породистые коровы уже успели выбраться через пробоину в стене и толпились вокруг грязно-белого «сааба», точно огромные звероподобные плакальщицы вокруг хрупкого ангела, погибшего в иностранном автомобиле.

Возможно, мне потому все время мерещилась проклятая Подводная Жаба, думала Хелен, лежа без сна рядом с крепко спящим Гарпом и чувствуя его тепло. Прижавшись к нему, она свернулась в клубок; все тело мужа пропиталось ее собственным сильным женским ароматом. А может, погибшая джеймсианка и была Подводной Жабой, и теперь ее больше нет? Хелен так крепко стиснула Гарпа в объятиях, что он проснулся.

— Что случилось? — спросил он. Однако Хелен вдруг онемела, точно джеймсианка, и крепко обхватила ногами его бедра, прижалась к нему, и зубы ее стучали у него на груди так, что он тоже крепко обнял ее и прижимал к себе до тех пор, пока ее не перестала бить дрожь.

Представительница общества джеймсианок особо заметила, что это был совершенно самостоятельный, отдельный акт насилия, ни в коем случае не санкционированный их обществом, но, по всей очевидности, спровоцированный такой «типично мужской, агрессивной и явно склонной к насилию личностью, как Т.С. Гарп». Она заявила также, что их общество не берет на себя ответственность за этот «отдельный акт насилия», однако призналась, что они не слишком удивлены случившимся и не слишком горюют по этому поводу.

Роберта сказала Гарпу, что, если в сложившихся обстоятельствах он не хочет выступать перед женщинами в Догз-Хэд-Харбор, она вполне его поймет. Однако Гарп все же решил читать и читал в присутствии не только всех членов правления фонда, но и целой толпы приглашенных гостей — всего их собралось, по крайней мере, человек сто, и они весьма комфортабельно расположились в просторной солнечной гостиной и на открытой веранде. Он читал им «Пансион „Грильпарцер“», который предварил словами:

— Это моя самая первая и самая лучшая вещь, и я даже не помню, как придумал этот сюжет. По-моему, это рассказ о смерти, которую я в те годы и представлял-то себе не очень хорошо. Теперь я знаю о смерти гораздо больше, но не пишу о ней ни слова. В этой истории одиннадцать главных героев, и семеро из них умирают, один сходит с ума, один убегает с другой женщиной. Я не стану рассказывать, что случается с двумя остальными, однако вы сами видите, что шансы выжить у героев не слишком велики.

И он начал читать. Некоторые смеялись, четверо плакали, то и дело кто-нибудь сморкался и кашлял, возможно от наползавшей с океана сырости, но никто не ушел раньше времени, и все дружно аплодировали в конце. Какая-то пожилая женщина в задних рядах у рояля проспала всю историю, однако в конце аплодировала даже она — проснулась от звука аплодисментов.

Это событие произвело на Гарпа сильное впечатление. Дело в том, что на чтениях присутствовал Дункан — из произведений отца он больше всего любил этот рассказ (на самом деле один из немногих, какие ему было разрешено прочесть). У Дункана явно открылся настоящий талант художника, и, как выяснилось, он сделал к «Пансиону» более пятидесяти иллюстраций, которые и показал отцу, когда они вместе вернулись домой. Иные из рисунков отличались редкой свежестью и безыскусностью, у Гарпа просто сердце щемило, когда он их рассматривал. Старый медведь со впалыми боками и потрепанной шкурой ехал на нелепом одноколесном велосипеде; тощие, как спички, хрупкие лодыжки бабушки Йоханны торчали из-под двери туалета; злорадство светилось в возбужденно блестевших глазах рассказчика снов… Развратная красота сестры господина Теобальда («… словно и сама ее жизнь, и ее приятели никогда и ничем не способны были ее удивить — словно все они вечно были вынуждены играть роли в нелепом и безнадежном спектакле, связанном с присвоением более высокой категории их заведению»). И мужественный оптимизм человека, который мог ходить только на руках…

— И сколько же времени тебе понадобилось, чтобы все это нарисовать? — спросил Гарп Дункана, едва сдерживая слезы гордости за сына.

Гарп был очень взволнован. Он предложил Джону Вулфу выпустить «Пансион» отдельным изданием, с иллюстрациями Дункана. «Рассказ сам по себе достаточно хорош, чтобы издать его отдельной книжкой, — писал Гарп Джону Вулфу. — И я, конечно же, достаточно известен, чтобы такая книжка вполне сносно продавалась. Ведь, если не считать небольшого журнальчика да одной-двух антологий, эта вещь по-настоящему никогда раньше не публиковалась отдельно. А рисунки Дункан сделал просто прелестные! И рассказ их вполне достоин.

Я и сам терпеть не могу, когда писатель начинает стричь купоны за счет своей репутации — публикуя всякое дерьмо, завалявшееся в ящиках письменного стола, или без конца переиздавая старье, о котором давно стоило бы забыть. Но это ведь совсем не такой случай, Джон! Ты же сам понимаешь».

И Джон Вулф понимал. Он согласился, что рисунки Дункана действительно свежи и безыскусны, однако особого восторга от них не испытывал. В конце концов, мальчику еще нет и тринадцати — пусть даже он очень талантлив! Однако Джон Вулф всегда сразу видел и рациональное зерно в публикации той ли иной вещи. А чтобы окончательно обрести уверенность, он, разумеется, отдал книгу на прочтение своему «секретному агенту» — Джилси Слопер. Рассказ Гарпа и особенно рисунки Дункана прошли это суровое испытание с честью и удостоились у Джилси высочайшей похвалы. Единственное ее замечание относилось к тому, что Гарп использует слишком много незнакомых ей слов.

Книга отца и сына, думал Джон Вулф. Что ж, такая книга будет особенно хорошо продаваться на Рождество. И печальная нежность повествования, и искреннее сочувствие, которым оно пронизано, и даже насилие, описанное в мягких и грустных тонах, возможно, даже несколько снизят напряжение в затяжной войне Гарпа с джеймсианками.

Травма в паху прошла, и все лето Гарп каждый день бегал по той же дороге от Стиринг-скул до берега моря, не забывая поздороваться со знакомыми черными коровами за оградой. Теперь их объединяло нечто вроде братства, безопасность которого обеспечивала крепостная каменная стена, и Гарп чувствовал, что навечно сроднился с этими крупными, мощными животными, счастливо пасущимися под опекой заботливого хозяина. А когда приходил срок, смерть для них наступала быстро и безболезненно. Впрочем, Гарп старался не думать о том, как их убивают. Или как пытаются убить его самого. Он внимательно следил за машинами на дороге, но особо не нервничал.

— Это единичный случай, —